землю. Оглядываясь на ситуацию сегодня, понимаешь, что земельное дворянство в России медленно, но неуклонно уходит в прошлое: его собственность постепенно экспроприируется в пользу крестьян, купцов и новоявленных капиталистов. И со временем, как только у крестьянства появятся необходимые средства, капиталы и знания, чтобы конкурировать с дворянством на равных, последнее полностью исчезнет как землевладельческое сословие.
Помните два вопроса, которые я поставил в начале этой главы: почему в России не существует политической аристократии и почему, хотя до 1861 года дворянство пользовалось исключительным правом владения землей, там не сложилась территориальная аристократия? На них, пожалуй, можно ответить так.
Политической аристократии в России нет потому, что, заглядывая в прошлое страны настолько далеко, насколько это возможно, мы не найдем никаких признаков того духа кастовости и солидарности, что создает сплоченную группу с общим мировоззрением и четкой социально-политической целью. С самого начала известной нам истории России дворяне были слугами государства, и, даже получая привилегии, не связанные с этой службой, они были не в силах превратиться в нечто другое. Для этого у дворянства не было ни врожденного чутья, ни желания.
В российской истории есть аристократы, но нет аристократии — и когда эти аристократы пользовались влиянием, их не объединял ни esprit de corps (корпоративный дух), ни какая-либо общая задача. Поэтому короне было нетрудно их разобщить.
Территориальной же аристократии нет потому, что земля представляла собой временную «ссуду» дворянству в обмен на его службу. Когда эта служба перестала быть обязательной, притязания на землю предъявили ее первоначальные владельцы — те, кто ее обрабатывает. Через сто лет после отмены обязательной службы дворянства большая часть земли была возвращена крестьянам, и с тех пор они постепенно получают все новые и новые земли, так что со временем, без сомнения, она вся будет принадлежать им.
Русское дворянство — явление особенное. Аристократии западноевропейского образца в России не существует точно так же, как нет здесь феодальных замков европейского типа. Между плоским, единообразным русским ландшафтом, где нет острых горных вершин и глубоких ущелий, пестроты и разнообразия черт, и природой российских социальных учреждений можно провести аналогию. Русское дворянство, как и русский пейзаж, лишено резких черт — все находится на одном уровне. Оно демократично, оно отвергает возвышение отдельных личностей. Ни одной характерной черты аристократизма — принципа майората при наследовании, кастового духа, классовой исключительности — здесь не существует. Российское дворянство демократично, у него нет своеобразных черт, четкого определенного характера, что в прошлом отличали дворянство в других странах Европы.
Вполне возможно, после всего сказанного читателю придет в голову задать вопрос: если в России нет и никогда не было такого явления, как политическая аристократия, если русское дворянство столь демократично, откуда в стране возникало недовольство? Отчего там появились нигилизм и революционное движение?
На первый взгляд может показаться, что система, где чин полностью зависит от заслуг, а государственная служба открыта для всех, с точки зрения демократии не оставляет желать ничего лучшего. Что ж, в определенных отношениях ее можно назвать демократической, но в других она губительна для любой свободы и демократии.
Принципы системы, конечно, донельзя демократичны, но что происходит на практике? На практике она представляет собой гигантскую машину, управляемую правящим классом чиновников без всякого контроля со стороны общественности.
Верно, попасть в состав правящего класса мог каждый, но никто вне его рядов не был способен обуздать его действия, а одно время никто не мог даже его критиковать. Результатом стал триумф бюрократии в ущерб любой демократии и любой аристократии, и это способствовало только произволу и деспотизму.
Кроме того, хотя теоретически система должна благоприятствовать возвышению достойных, на деле она в тысячу раз сильнее благоприятствует посредственности, рутине, карьеризму, бюрократизму, волоките, удушению любой личной инициативы и отсутствию нравственной ответственности. Главным пагубным результатом существования этой системы был необузданный произвол центральных властей и местной администрации в лице губернаторов и других государственных чиновников. Именно против этого произвола восстала русская общественность — либо радикальными бунтарскими актами, убийствами и взрывами, либо мирными требованиями политических реформ. И в этом мирном движении дворянство играло важную роль.
Как я уже отмечал, Екатерина II жаловала дворянству привилегии, имея в виду подготовку почвы для создания системы местного самоуправления. Она понимала, что в ее время такие учреждения могут иметь лишь зачаточный характер, а подлинное местное самоуправление невозможно, поскольку, за исключением дворянства и купечества, все остальное население страны составляли крепостные. Тем не менее она была полна решимости заложить основы местного самоуправления, расчистить путь в будущее. Она предоставила дворянству привилегии, которые в любой другой стране, несомненно, вызвали бы его конфликт с короной, но в ее время ничего подобного не случилось, потому что дворянство не воспользовалось своим положением. Однако в конечном итоге созданная ею ситуация привела к конфликту дворян с короной, ведь именно органы местного самоуправления выдвинули требование о создании в России представительных учреждений и возглавили движение, которое этого добилось. Первый шаг к созданию системы местного самоуправления сделала Екатерина II, а следующий — Александр II. В 1864 году помимо дворянских собраний были учреждены земства (местные советы), состоящие из представителей всех классов; позднее дворянство и крестьяне стали избирать своих представителей. В каждом уезде создавалось земское собрание; над ними стояли губернские земские собрания (формировавшиеся на основе уездных). Председателями уездных и губернских земских собраний были предводители дворянства.
Так появилось орудие, инструмент, позволявший хотя бы сдерживать бесконтрольную деятельность бюрократического аппарата, но до естественного следствия местного самоуправления — а именно создания центральных органов политического представительства — дело пока не дошло. Более того, время от времени назначенные правительством чиновники получали полномочия, позволявшие ставить препоны деятельности земских органов.
Прошло десять лет. Энтузиазм, с которым была встречена эпоха реформ в шестидесятых, рассеялся во мгле разочарования, возникли революционное движение и «нигилистская лихорадка», чьей кульминацией стало убийство императора Александра II в 1881 году — накануне того, как он собирался предоставить России конституцию. Из-за этого вопрос о любых реформах был положен под сукно на двадцать пять лет, последовал период чистой реакции, и лишь с началом Русско-японской войны в 1904 году общественное недовольство проявилось настолько мощно, что с ним уже нельзя было не считаться.
Именно в этом земства сыграли наиважнейшую роль. Они возглавили движение за конституционную реформу, развивавшееся параллельно с революционным движением. И им удалось добиться сначала обещания создать законосовещательный представительный орган, а затем Манифеста от 17
