class="v"> Стройны, как газели,
Тонкие руки к небу воздели —
И сбросили разом застывшие маски!
Мелькают стрекозы,
Серебряно — розовы, —
Зимняя грёза,
Февральская сказка!
* * *
Свершилось:
Сил полна земля,
Взломала лед,
В преддверье новых песен.
И я, их чуткий провозвестник,
Весь ожидание, дыханье затая.
* * *
Ночь целительным покровом
Обволакивает раны;
Ночью реют, словно совы,
Огоньки самообмана;
Ночью тягостны приметы,
Ночью нас пугают тени, —
Но зато есть пробужденья,
Ожидание рассвета!
Благодатна тихая ночь,
Сколько в ней доброты и покоя!
Свет далёких миров гонит прочь
Мелочное и злое.
Если очень чутко слушать
Да смотреть во все глаза,
Ночью вам раскроют душу
Тёмный лес и небеса.
В этой близости с природой,
Чудом жизни без конца,
Наполняются свободой
Утомлённые сердца.
Тем, кто днём богат немногим
И не так уж именит,
Ночь откроет все дороги,
Щедро их позолотит;
И быть может, утром ранним
Над светлеющей луной
Вдруг возвысится Страданье! —
Вспыхнув яркою звездой.
Благодатна тихая ночь,
Сколько в ней доброты и покоя.
И, наконец, еще одно стихотворение, которое хотя и не музыка Мендельсона, но, может быть, его завещание.
Друзья,
Благословляю вас на подвиг
Во имя Счастья.
Будьте смелы!
Не каждому дано найти,
Еще трудней сберечь,
Всего труднее — после...
Не бойтесь испытаний, жертв;
Помните: подлинное счастье запятнать нельзя,
Оно само отторгнет эгоизм!
Ибо ведут к нему ступени очищенья:
ЛЮБОВЬ,
СТРАДАНЬЕ,
РАДОСТЬ
и СВОБОДА.
Тебе понравилось, Феликс? Я старался.
ФРИДЕРИК ШОПЕН
ВСЕ ДУША — И НИ ДУШИ
«Он родом из страны Моцарта, Рафаэля и Гете, его истинная родина — волшебное царство поэзии.»
/Генрих Гейне/
Эти пять слов заглавия были употреблены Игорем Северяниным совсем по другому поводу, однако же они, с некоторыми оговорками конечно, как нельзя лучше характеризуют самую суть Шопена. «Все душа» — это он, без каких бы то ни было оговорок, а «ни души» — это вокруг, во всяком случае вторую половину его короткой жизни (Шопен родился по разным данным то ли 22 февраля, то ли 1 марта 1810 года в местечке Желязова Воля под Варшавой, а умер 17 октября 1848 года в Париже), когда Шопен оказался вдали от семьи, от друзей и от родины. Вообще-то, «ни души» — за редким исключением участь каждого гения, но для больного с детства Шопена она была, видимо, особенно мучительна.
Если попытаться охарактеризовать его чуть подробнее, то я бы сказал так: душа — гений — мужество — болезнь — любовь — одиночество. А вот что написал о Шопене близко знавший его Генрих Гейне: «Шопен родился в Польше от французских родителей и одно время воспитывался в Германии. Эти влияния трех национальностей делают из его личности явление в высшей степени значительное; ведь он усвоил лучшее, что отличает эти три народа: Польша дала ему рыцарственный характер и свою историческую скорбь, Франция — свою легкую прелесть, свою грацию, Германия — свое романтическое глубокомыслие... А природа дала ему изящную, стройную, слегка болезненную фигуру, благородное сердце и гений.»
Трудно добавить что-либо существенное к этой проникновенной характеристике поэта поэтом (разве что мать Шопена была полячкой), но я рискну.
Крылатый и гордый, с душою столь нежной,
Что вот-вот сорвется на крик,
Любим и обласкан, непонят, отвержен,
Сражается с тьмой Фридерик.
Люди, вы слышите? — рокот прелюдий!
Этюды и скерцо, мазурки, баллады
Ведет в наступленье воитель отважный!
Кому-то в погибель — спасайтесь, бегите,
Кто черен душой, —
А кому-то в награду!
Молитесь, кто страждет,
Воспряньте, кто честен,
Пленись Красотой — и воскресни!
Воскресни!
А он, кровоточа, крылатый, мятежный,
Возникший из мрака на миг,
Горит, не сгорая, вселяя надежду
Уставшим в пути, — Фридерик!
Нет нужды в коротком очерке пересказывать биографию Шопена, о нем много и хорошо написано разными авторами. Важнее понять, что это за человек и в чем суть его гения, почему его музыка столь любима во всем мире, почему для многих и музыкантов и слушателей она едва ли не отодвигает на второй план музыку значительно превосходивших Шопена по творческому диапазону Мендельсона, Шумана и Листа, его гениальных современников (которых, кстати, не справедливо, конечно, не очень-то ценил сам Шопен).
На вторую часть вопроса, не вдаваясь в подробности, можно ответить коротко: почти все написанное Шопеном настолько совершенно по форме и чарующе красиво по звучанию, что доступно практически для любого слушателя, даже в случае далеко не конгениального исполнения; как говорится, золото блестит и в грязи. Сошлюсь хотя бы только на Антона Рубинштейна (который в детстве, в 1841 г., был представлен Шопену в Париже, играл ему): «Какая красота в творчестве, какое совершенство в технике, какой интерес и новизна в гармонии!» Но музыка Шопена — это он сам, и очень интересно, что же думали о нем, как слышали его игру современники. Вот несколько очень ценных свидетельств.
Генрих Гейне: «...любимец тех избранных, которые ищут в музыке высочайших умственных наслаждений».
Графиня Елизавета Шереметьева: «Я не сумею выразить словами впечатление от его игры. Она была столь
