этого «Пеликана», нового клуба, стало ещё хуже, кто угодно шляется, пошли.
Даша украдкой вгляделась в профиль парня и почувствовала знакомый укол в сердце. Он нравился ей, она даже на перемене выглядывала не только Перелётного из-за страха. Ещё хотелось видеть — узнает её Миша, или сделает вид, что не помнит, как это с ней обычно проделывали парни раньше.
— А ты, значит, по дискотекам бегаешь? — хитро пошутил Миша.
И тут она зачем-то, пока они шли до её дома, всё рассказала ему. И про вечер у Олега, и угрожающего Перелётного, и про сегодняшнее первое «свидание». И про то, что они поставили ультиматум Олегу насчёт Таи.
Они уже стояли возле подъезда, Миша напряжённо молчал.
— Ну, ладно, спасибо, что проводил. Я пойду, — замялась девушка, было видно, что ей не хочется уходить, но Миша спокойно наблюдал за её колебаниями и не останавливал.
Он ещё не знал, как ему поступить в этой ситуации, как помочь этой девушке, он обо всём должен был подумать.
— Пока, увидимся, — махнул он и пошёл от подъезда, засунув руки в карманы спортивной тонкой олимпийки. Было довольно тепло сегодня — бабье лето началось.
Конечно, дед не поверил, что Тая была в больнице, как ему сказал Миша. Он с самого начала, как только она появилась дома, стал над ней измываться, обещать участь матери, приказывал не пить из его кружек и не есть из тарелок.
Тая почти не обращала внимания, она слышала это с детских лет, сердце выболело и теперь пусто ныло от его слов. Он бубнил и бубнил о том, сколько ему осталось терпеть её у себя дома, чтобы она убралась и устроилась на работу девочкой по вызову.
Иногда на Таю находили приступы дикой ненависти, и она принималась огрызаться и оскорблять деда в ответ, на ничего хорошего из этого не выходило, он кидался на неё, был хоть и старый. Он бил без разбора — по голове, рёбрам, почкам, животу, если она не успевала сгруппироваться, и поэтому девушка молчала, как рыба на его замечания. Но страшно было признаться самой, вовсе не из-за его побоев — из-за того, что она боялась себя. Иногда ей казалось, перейти грань ненависти раз плюнуть — взять нож, замахнуться от души один раз, и после не будет ни обвинений, ни лжи, ни унижений — всё уйдёт. Эти мысли очень пугали её, потому что они были реальные, живые, и она чувствовала мурашки по коже — это всё ведь так легко сделать — убить человека. Стоит только захотеть, но она не хотела. Она контролировала свои эмоции, в отличие от деда. Он был точно псих. Его лицо превращалось в перекошенную злобой маску, когда она смела не соглашаться с ним.
То, что девушка часто сидела на лестнице или ходила вокруг соседних домов, если было тепло, тоже имело отношение к деду. Что будет теперь, когда ей исполнилось 18, и он перестанет получать опекунские, не хотелось и думать. Тая привыкла жить даже не одним днём, а одним часом. Вот и сейчас, сидя на ступеньках, подложив под себя картон, она невольно придавалась воспоминаниям о красивой квартире Олега. Вот бы сейчас туда… Уютно, светло, просторно, вокруг столько дорогих и милых глазу вещей… и Олег.
Тая вздохнула. После её дня рождения прошло две с лишним недели. Он не делал попыток как-то сблизиться с ней, только сверлил взглядом в школе и молча провожал до дома, идя чуть поодаль. За это она его как-то стала больше уважать. Раньше Тая видела в нём только богатенького придурка, прожигающего папины деньги, и думала, что к ней он потянулся от нечего делать — переспать пару раз для разнообразия, и всё на этом. Но он вёл себя по-другому, как будто она ему и впрямь нравилась.
После двух дней у Олега она стала беспокойно спать, постоянно видя его во сне — это и раздражало, и обескураживало. Она не ощущала в нём какой бы то ни было потребности, но сны говорили другое. Сердечко её волновалось в них, вот в чём была загвоздка.
Она наблюдала, как он упорно не спускал с неё глаз, и выражение лица у него стало совсем другим, не самодовольным и расслабленным, а строгим и серьёзным, будто его тоже мучило что-то. С этих пор сон перестал к ней идти до трёх-четырёх часов утра.
Она лежала и смотрела в беленый потолок в полумраке, иногда закрывала веки и мечтала — о чём, не признавалась даже самой себе. Тая вспоминала ночь на складе и свой первый опыт с Олегом. Месячные у неё после этого, слава Господу, пошли, да она почему-то и не переживала о них, давно настроив себя, что детей у неё быть не может.
То, что она оказалась девушкой, удивило её. Те мерзости, которые Таю пугали в детстве благодаря алчной мамаше, были явно сексуального характера, только сейчас она не была уверена, не сыграло ли с ней её воображение злую шутку. Может, она, будучи маленьким ребёнком, просто видела, как мама зарабатывала деньги… Но нет, она помнила, что её тоже заставляли в этом участвовать, а она плакала и даже кричала, пытаясь убежать. Помнила жуткую панику, страх, сковывающий горло, то, что она не понимала, что от неё хотят, но что-то нехорошее и ненормальное — понимала. Из-за истерики всё было смутно, но это наложило нелёгкий отпечаток на её судьбу, на её личность — неуравновешенную теперь и вряд ли способную жить обычной жизнью женщины.
А Олег как будто заставил поверить в обратное.
Было ощущение, что в её тёмном тоннеле забрезжил слабый, еле видный свет. Хотя её недоверчивый и циничный разум говорил — наиграется парень и бросит, сердечко всё-таки билось неровно, когда она думала о нём.
И ещё одно обстоятельство заставило Таю заинтересованно посмотреть на него. Олег Роторов не общался со своими друзьями. Они, по её наблюдениям, рассорились, и мириться не собирались. Мало того, она догадывалась, почему это произошло. Любопытство её росло, и в начале ноября она замедлила шаг по дороге домой, дождалась его и зашагала рядом.
— Привет, Олег, как дела? — спросила она, оглядывая его мрачный вид.
Парень был в чёрной тёплой велюровой куртке с воротником из нерпы, но без шапки, что было нелогично, со вчерашнего дня резко похолодало, и срывался снег.
— Привет, отлично. Вот, провожаю тебя.
— А чего не подходишь?
— А надо? Ты сбежала от меня, как от жабы, — он покосился на неё, пряча красивую
