же.
— А тут интересно?
— Тут как дома. Только всё больше.
Валентина улыбнулась:
— И сложнее.
— Да. А теперь тут стало страшно.
— Страшно, опасно, и совсем не место для маленьких девочек. Саша так и не вернулась?
— Нет.
— Плохо.
— Она уже взрослая. — Полина пожала плечами. — И может делать, что хочет.
— Ты тоже можешь много чего делать. Поиграть, например.
— Я уже во всё поиграла много-много раз. И я устала играть одна.
— Зато никто не нарушит твои планы. — Валентина с трудом стянула с себя комбинезон Филиси и с удовольствием надела свой собственный. — Никто не обидит тебя. И всё будет идти так, как ты сама хочешь.
— Нет. — Полина покачала головой. — Это интересно, но недолго.
— Почему?
— Потому что холодно и… пусто. Хочется, чтобы рядом был кто-то тёплый.
— Я буду.
Полина погрустнела:
— Ты не тёплая…
— Полина…
— Тебе холодно. И ты устала.
— Когда я доделаю свою работу, то вернусь домой, отдохну, и мы будем играть столько, сколько сама захочешь.
— Точно?
— Точно, Поль. — Валентина переложила все вещи в свой комбез, благо их было немного. — Возвращайся домой, ладно?
— Ла-а-адно.
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю.
Вылетев в коридор, Валентина закрыла за собой дверь. Она быстро прошлась по карманам, убедившись, что пистолет, обоймы и ключ-карта на месте. Глубокий вздох закончился неистовым воплем:
— А-а-а! — её руки, сжавшие собственные волосы у самых корней, чуть ли не выдрали их вместе с этими корнями. — Я так больше не могу… не могу… не могу… не могу! Хватит!
Она несколько раз с силой ударила себя по голове, проморгалась, стряхивая слёзы, и полетела вперёд.
Остатки крови разлетались всё дальше, раскрашивая шахту лифта пятнистым красным узором. Два тела уже исчезли, но следы их пребывания распространялись всё дальше, добравшись уже до уровня экипажа. Валентина покачала головой:
— Филиси… что ты натворила…
Капитанский мостик был уже также хорошо освещён. Резервных источников энергии надолго не хватит, как и электрогенераторов жизнеобеспечения, и, вероятно, задыхаться им придётся в кромешной тьме. Отогнав тревожные мысли, Валентина двинулась дальше по коридору, обнаружив одинокого Уинстона, который висел перед мониторами спиной к ней.
— Спенсер!
Тот дёрнулся и резко обернулся:
— Валли, я…
— Заткнись! — она вздохнула, сделав паузу и пытавшись правильно сформулировать свои мысли. — Давай поговорим о тайнах между нами.
— Может, в другой раз?
— Спенсер! Что ещё ты от меня скрываешь?!
— Валли, ты же знаешь Филиси. Она…
— Да плевать я хотела на Филиси! И меньше всего на свете я хочу сейчас говорить о ней с тобой!
— Валли, я могу всё объяснить…
— Не смей меня так называть! — взгляд её стал хмурым и грозным. — Я запрещаю тебе это делать, понял?
— Да. — опустив глаза, тот кивнул. — Да, Валентина. Понял.
— Отлично. Земля.
— А… — Уинстон вновь посмотрел на неё, но уже более тревожным и напряженным взглядом. — Что с ней?
— Да, Спенсер. Что с ней?
— Всё… хорошо. С ней всё хорошо.
— Это ложь?
Уинстон невольно кивнул. Валентина прищурилась, чуть наклонив голову вбок:
— Спенсер. Что. С Землёй?
— Её… нет. Точнее, она есть, но…
— Так она есть или её нет?!
— Она есть, но…
— Но?
— Непригодна к жизни.
— Это как?
— Это… так?
— Спенсер, мать твою, отвечай!
— Двигатели Кюранова-Хиггса. — спешно начал он. — В них есть критическая уязвимость. Если ей воспользоваться, двигатель не просто взорвётся, а ещё и породит гравитационную волну с колоссальной приливной силой. Она… перетряхнёт всё, до чего доберётся. Земля сейчас — это один сплошной вулкан. Всё, что было построено человечеством, превратилось в пыль и уже залито магмой, которая выплеснулась на поверхность. Луна и вовсе стала комком пыли и камней и, скорее всего, превратится в кольцо, как у Сатурна или Юпитера… Марс заденет намного слабее, но всё равно тряханёт. Не критично, но…
— И этой бомбой стал «Эпей»?
Уинстон кивнул:
— Да.
— То есть, больше нет ни Земли, ни лунной колонии, ни марсианской…
— Марсианская осталась. Говорю же, её задело очень слабо. Они выжили, но… — он пожал плечами. — Их собственное гидропонное производство невелико. Значительную часть пищи они получали с Земли в обмен на ресурсы. Думаю, уже сейчас в живых осталось меньше десяти процентов населения. Остальные либо умерли от голода, либо перебили друг друга за еду.
— А потом прилетите вы, и, как спасители, протянете им руку помощи, в обмен на их беспрекословное подчинение?
— Таков был план.
— И ты знал об этом с самого начала?
— Да.
— И ты так спокойно об этом говоришь?!
— Валентина, это уже произошло! Я уже смирился!
— Чёрт побери, Спенсер, вы убили миллиарды людей! Миллиарды!
— Они умерли очень быстро.
— Какая. — матерное слово. — Разница? Вы их убили!
— Это было необходимо!
— Для чего?! Для ваших запредельных амбиций?!
— Для будущего человечества! Для его развития!
— Нет, нет, нет. — Валентина нервно усмехнулась и покачала головой. — Это просто… я… даже слова не могу подобрать. Вы грёбаные фашисты!
— Валентина.
— Чёрт, а я ведь… нет, это предел. Это просто край. Думаю, я согласна с Филиси.
— О чём ты?
— Хотя нет, лучше бы я осталась там.
— Где там?!
— Там! На Земле! Я не… — она дышала глубоко и часто, не в состоянии осознать полученную информацию. — Я не могу. Правда. Я всё. Всё. Чёрт.
— Валли…
— Не смей меня так называть!
— Валентина! Если бы ты осталась на Земле, то уже была бы мертва!
— Ну и ладно! Ладно! Пускай!
— Я не… понимаю.
— Конечно, не понимаешь! Ты понятия не имеешь, через что я прошла! Я устала, Спенсер! Устала жить! А тут ещё и… — она протёрла глаза от слёз. — Всё это…
Уинстон нахмурился:
— Что значит, ты устала жить?
— То и значит! Мне под три сотни лет, Спенсер! Я уже сама забываю, сколько мне, и кто я вообще такая, и кем когда-то была! Я не помню ни своего детства, ни своей молодости, ни даже мать свою! А-а-а! — Валентина с силой растрепала себе волосы. — Я не могу так больше! Всё, что бы я ни делала, я уже делала! Всё, что я ни видела, я уже где-то и когда-то видела! Всех людей… абсолютно всех людей, которых я встречаю, я уже видела, или видела похожих на них, или таких же, как они. И все они… стандартные. Заводские. Словно с конвейера, только какие-то там… предустановки разные! Да одежда. Но всё равно одинаковые! Через десять-двадцать тысяч лиц, с которыми приходилось общаться или работать, или чёрт его знает, ты перестаёшь их различать! Перестаёшь понимать, видел ли ты его уже или нет. И даже этот грёбаный «Икар» по сути мало чем отличается от той же консервной
