не заберешь. Да и нет перевоза через Буг, совсем мостик завалился.
Петр сбегал к своему возу, принес что-то в мешочке.
— Айда, хлопцы, в шинок, запеканкой угощу! — зовет он Тымка и Миколу.
За какие же это деньги? — удивляется Микола. — Разве ты где-нибудь на дороге нашел?
— Так точно, нашел, — усмехается матрос и решительно заходит в шинок. Оба чумака послушно следуют за ним.
Петр направляется к самому толстому шинкарю, свысока кивает ему и подает большую чашу. Синеватым отблеском мелькнуло серебро.
— Трижды наливай запеканки! — не просит, а приказывает матрос.
— На вынос, значит? — переспрашивает тот.
— А тебе что, не все равно, где мы будем пить?
— Деньги вперед, — заявляет шинкарь.
— Какие деньги? Тебе повылазило, не видишь, что написано на чарке? — возмущается Петр. — В эту чарку наливается задаром.
Шинкарь удивленно смотрит на Петра — обыкновенный чумачина, опаленный солнцем, в распахнутой домотканой сорочке, — потом берет в руки бокал Петра, отмечает про себя: ба, чистое серебро, тяжеленька чарчина!
— «Герою и кавалеру…» — вслух читает шинкарь.
— Наливай, наливай! — подгонял Петр.
— Ты что? Украл у героя бокал, а теперь хочешь за него выпить? — закричал шинкарь. — Позовите хозяина! Да быстро, а то этот мошенник удерет! — обратился он к одной из молодичек, и та метнулась в заднюю дверь.
— Да вы что, пан шинкарь, одурели? — вмешался Тымко. — Как это — украл? Это же ему в подарок дала сама императрица. Царица, значит.
— Расскажешь своему деду! — оборвал его шинкарь.
— Мы о герое Кошке знаем. Слышали! То был богатырь из имущего рода, а не такой голодранец! Вот придет хозяин — разберется! — кричал шинкарь, а бокал зажал в руке.
— Сам ты голодранец, шинкарский прислужник! — не удержался Петр, и его тоненькие усы задергались, — Отдай чарку!
— Не отдам, — отступил от прилавка шинкарь. — Это краденое.
Услышав шум, из-за столов встали люди. Кто был на дворе, заспешил на крик в корчму, в дверях выросла толпа. Последние два шинкаря, оставив свои места, также подбежали сюда.
— Что оно там такое? — шумели возле двери.
— Какого-то вора поймали, что ли…
А вот торопливо входит и сам хозяин шинка. У него зачесанные назад волосы, намазанные оливковым маслом черные усы.
— В чем дело? — спрашивает он своих шинкарей, с тревогой оглядывая окружающих.
— Вот смотрите, Тимофей Хрисанфович! — показывает ему толстый шинкарь серебряную чашу. — Этот голодранец подает ее и требует, чтобы я налил сюда безвозмездно горилки. А это кубок героя и кавалера Кошки. На нем выгравировано: «От императрицы». Не иначе как украл где-то, пройдоха!
— Как это я мог сам у себя украсть? — спокойно удивляется Петр. — Это мой бокал. В него следует бесплатно наливать горилки, сколько я скажу.
Хозяин насмешливо смотрит на чумака.
— Смотри на него: «мой кубок»! Кто же тебе поверит, несчастный, что ты герой и кавалер? Я слышал про героя Кошку. То, говорили, был знатный воин, дворянского рода. А ты…
— Ванька! — обратился хозяин к самому молодому из шинкарей. — Быстро за полицейским надзирателем! Скажешь, Тимофей Хрисанфович просили сию минуту прибыть, важного вора задержал. А вы не выпускайте и его самого и его товарищей! — приказывал он своим шинкарям. — А то удерут…
Те двое вмиг перескочили через прилавок, бросились к Петру, схватили его за руки, но матрос только повел плечами — и шинкари разлетелись в разные стороны. Толстяк даже на пол свалился.
Кто-то громко рассмеялся:
— Хорошо он их туранул!
— А и в самом деле, чего к человеку прицепились? — зашумели возле двери.
— Им так и кажется: если не панского рода, то уже вор!
— Видно, хороший разбойник! — закричал хозяин. — Видишь какой!
Шинкарские прислужники снова бросились к матросу, но он крикнул:
— Не трогай, не то так и вылетит душа из тела!
Хозяйские прислужники побоялись второй раз схватить Петра за руки и стояли рядом.
— Придет господин надзиратель, будешь тогда знать, как разбойничать! — не унимался толстый шинкарь.
В дверях показался Андрей Зозуля.
— Людоньки! Да это же наш Петро! — всплеснул он руками. — А кричат «вор, вор!» Какой же это вор? Он и соломинки ни у кого не взял!
— Андрей! — крикнул ему Петр, заглушая другие голоса. — А принеси-ка сюда побыстрее мешочек с моего воза.
Андрей исчез, а через минуту он уже передал своему односельчанину завязанную котомку. Именно в это время возле дверей раздался громкий бас:
— Р-ра-азойдись!
Все повернули головы на окрик, расступились. В дверях показалась грузная фигура надзирателя. Толстое лицо с сердитыми глазами и насупленными седеющими бровями, широкая грудь перекрещена ремешками, сбоку длинная сабля. За надзирателем стоял худой городовой.
Хозяин шинка радостно перегнулся через прилавок.
— Подходите, подходите, Алексей Аристархович! — обратился он к надзирателю. — Рад и счастлив вас видеть. Здесь такой случай…
Надзиратель тяжелыми шагами, вытирая с затылка пот, направился к прилавку. Теперь все молча смотрели на полицейского начальника, не обращая внимания на Петра. А тот, воспользовавшись свободной минутой, быстро достал из мешка свое матросское обмундирование и в один миг надел его на себя. Пока полицейское начальство здоровалось с хозяином вместо Петра-чумака стоял уже матрос-герой. Грудь густо увешана боевыми крестами и медалями, на голове бескозырка.
— Где же тот злодей? — гаркнул, повернувшись на каблуках, надзиратель.
— Вот он, вот! — хозяин глянул в толпу и… застыл, удивленно раскрыв рот. В глазах зарябили блестящие бронзовые медали и серебряные кресты. Остановился, потрясённый такой неожиданностью, и полицейский начальник.
Петр шагнул к надзирателю.
— Чего остолбенел? Честь отдай царским наградам!
— Виноват! — рявкнул надзиратель, стукнув каблуками, и дернул руку к козырьку.
— А вы знаете, что виновных бьют? — так же сердито спрашивает Петр.
— Так точно! — еще больше вытягивается надзиратель. Он за всю свою жизнь не видел столько наград на одной груди. Кто его знает, что это за человек! Рука не отсохнет, если на всякий случай приложишь ее к козырьку.
В шинке вдруг стало тихо. Затаив дыхание, все напряженно ждали, чем это кончится.
Петр подошел к прилавку и забрал из рук хозяина свою серебряную чашу.
— Читайте, что написано на этом серебре.
Полицейский лихорадочно вытаскивает из кармана очки, бросает их на мясистый нос и никак не может одной, к тому же еще дрожащей, рукой зацепить их за левое ухо. Наконец ему удалось приладить очки, и он стал читать. Читает про себя, шевеля толстыми тубами… Поднимает встревоженный взгляд на Петра, а тот достал из кармана вчетверо сложенный толстый лист бумаги:
— Читайте и вот это.
Надзиратель осторожно разворачивает бумагу: вверху царский герб с хищным двуглавым орлом, четкие рядки строчек, написанных черными чернилами, внизу подпись.
Глаза полицейского из-за очков бегают по этим черным рядкам: так, так-с,
