собственный голос.
Его рука остановилась, он приподнял голову, посмотрел на меня блестящими в уже почти наступивших сумерках глазами и внешней стороной ладони другой руки очертил линию моего лица.
— Даже больше того, если там никого не будет, я отведу тебя в город, — его голос тоже изменился, стал ещё более низким и глухим.
Он продолжал нависать сверху, упираясь в моё бедро теперь уже, наверное, каменным возбуждением и давая таким образом понять, что собирается продолжить то, что произошло вчера. Осознание этого на какое-то время отрезвило и я смогла хотя бы немного собраться с мыслями.
В этих краях зима долгая и она только началась, а, значит, впереди ещё не меньше трёх месяцев, к тому же, и оснований считать, что он выполнит то, о чём говорит, у меня точно не было. Какой смысл отпускать меня? Наиграется, потом убьёт и вряд ли кто-нибудь даже вспомнит о самонадеянной дурочке, скорее всего, замёрзшей в снегах или провалившейся в горную расщелину.
— Да, всё так, вот только я уже чувствовала, как после его слов внутри загорелась надежда и она, несмотря на все доводы разума, заставляла отчаянно верить, что однажды у меня будет шанс выбраться оттуда.
— А что взамен? — мои ресницы чуть дрогнули, одновременно с этим губы мужчины расплылись в напряжённой улыбке, он медленно убрал руку, которой всё это время гладил мой живот и немного приподнялся.
— Ничего из того, что я не мог бы потребовать от тебя. Будь послушной, причём, не только в сексе, говори правду, о чём бы я ни спросил и принимай меня без сопротивления тогда, когда я захочу тебя.
Он приподнял брови, ожидая ответа, но я не могла произнести ни слова.
— Если боишься моего волка, — тем временем снова заговорил, видимо, так объяснив для себя моё молчание, — я буду сдерживать его. По крайней мере, пока ты полностью не привыкнешь ко мне.
Он был прав, волк, в которого превращался этот мужчина, пугал меня так, что даже сама возможность увидеть его снова, заставлялась сердце пропускать удары. Но, как это ни странно, существовало кое-что вызывающее во мне ещё большую панику. Мысль, холодной занозой застрявшая в голове с тех пор, как вчера я очнулась в пещере и которую я всеми силами пыталась отогнать от себя. В тот момент она казалась даже более жуткой, чем страх больше никогда не увидеть своего дома.
Я подняла руку и медленно дотронулась до раны на своей шее. За последние сутки все ссадины, синяки и следы обморожения на теле необъяснимым образом исчезли, даже потрескавшиеся на морозе губы снова стали абсолютно гладкими. Вот только след от укуса почти совсем не изменился. Кровь оттуда больше не шла и его края едва заметно затянулись, но это всё.
— Эта рана… — всё-таки решилась спросить, мучительно подбирая слова, но описать ими собственные ощущения оказалось не просто, — она необычная, я чувствую жжение и пульсацию. Вы укусили меня и… теперь… — нервно сглотнула и, собравшись с силам, выдохнула, — я стану такой же, как вы?
И только когда произнесла это вслух, действительно, поняла, в какой опасности нахожусь.
— А кто я по-твоему? — скривив губы в едкой усмешке, после минутной паузы поинтересовался он.
— Вы двуликий, оборотень, — сразу почти шёпотом, не отрывая от него ясного взгляда всё-ещё слишком напуганных глаз, отозвалась я.
И снова в воздухе повисло глухое молчание, он не спешил что-то объяснять и теперь сам коснулся пальцами моей раны. От этого прикосновения я снова вздрогнула, только теперь сильнее и заметнее, чем, когда несколько минут назад он дотронулся до ноги.
Очертил небольшой круг, слегка надавил и тут же волна возбуждения воском разлилась по телу. Ещё сильнее сжала бёдра, вцепилась пальцами в шкуру животного, на которой сидела и замерла, натянутая как стрела со страхом хотя бы как-то выдать свою реакцию.
Он сам в этот момент выглядел спокойным, даже сосредоточенным, как будто размышлял о чём-то, но по тому, как раздувались его ноздри почуявшего жертву хищника, я поняла, что о моём возбуждении ему известно.
— Должно быть, тяжело испытывать к кому-то похоть и одновременно с этим отвращение, — он смотрел на мою рану, а потом перевёл взгляд изучающих глаз прямо на меня, — Так недалеко и до того, чтобы начать презирать саму себя.
Медленно провёл ладонью по плечу, затем всей руке и накрыл побелевшие от напряжения костяшки моих пальцев. Я с силой до звёздочек перед глазами сжала веки и облизала внезапно ставшие сухими губы. Мне нужно было сосредоточиться, продолжить разговор и выяснить, что меня ждёт… вот только хотелось совсем другого. И он был прав, кажется, я, и правда, начинала презирать саму себя.
— Что тебе известно о двуликих? — внезапно прозвучал вопрос, который всё-таки заставил пусть ненадолго, но вернуться к реальности, разлепить глаза и на несколько мгновений, пытаясь вспомнить, уставиться в невидимую точку на противоположной стене пещеры.
— Вы превращаетесь в волков в полнолуние, вас можно убить серебряными пулями и тот, кого вы укусите, становится таким же, — наконец, повернувшись, выдала на одном дыхании всё, что когда-либо слышала о них.
Пока я говорила, он внимательно наблюдал, затем несколько секунд не мигая вглядывался в меня и вдруг неожиданно рассмеялся.
— Кто-то смотрел слишком много фильмов, — оскалился, обнажая ровный ряд белых с теперь уже чуть удлинёнными клыками, зубов, — всё, что ты сказала, сказки. О том, что для оборота полная луна не обязательна, тебе и самой теперь известно, серебро для нас также безвредно, как и обычные пули, а стать оборотнем нельзя, им можно только родиться.
Услышав его последние слова, я облегченно и, наверное, гораздо заметнее, чем хотела бы, выдохнула. Ещё несколько раз глубоко вздохнула и уже в следующую секунду почувствовала, как он небрежно стряхнул с моих плеч прядь волос, указательным пальцем провёл по подбородку, после чего сжал его, не сдавливая, а только ограничивая движения и заставляя посмотреть на себя.
— Так что, моя маленькая напуганная мышка, теперь мы договорились?
Судорожно сглотнула.
Мой отказ ничего не изменит. Он ведь итак, и без моего согласия, возьмёт то, что хочет, как сделал это вчера… но вопрос даже не в этом, а в том, чтобы добровольно по собственному согласию впустить в себя чудовище.
Тем временем, продолжая касаться подбородка, он провёл твёрдыми пальцами по моим губам. Такое неожиданно нежное прикосновение и снова кровь быстрее побежала по венам, прилила к лицу, делая его, наверное, пунцовым.
Всего лишь внушение… как ни странно, эта мысль успокаивала, снимала ответственность за то, что происходило с моим
