показывая, что нападать не собираюсь, сначала поговорю.
А в следующую минуту был благодарен призраку, что он остановил меня и мои охотничьи привычки, не приспособленные к мирной жизни.
— Кто? Где? – спрашивал Егор.
— Кхм, — прочистил Наиль горло, подбирая слова, чтобы не напугать ребенка. — У тебя есть ангел-хранитель. Он всегда рядом.
— Не врешь? — требовал Егор правду и смотрел в лицо. Всегда видно, когда взрослые врут. Они отводят глаза.
— Не вру, — ответил Наиль и глаза его сместились в сторону. Но не так, как когда врут, а так, когда смотрят на кого-то за твоей спиной. Егору одновременно стало неуютно, но и спокойно.
— Ты настоящий шаман? — спросил Егор, но Наиль в ответ только пожал плечами.
Что значит настоящий или не настоящий? Есть ли у шамана диплом? Нет. Есть кое-какие умения? Да.
Егору будто бы хватило этого пожимания плечами. Он лег и посмотрел в потолок:
— Значит чешуя и когти. А почему они вымерли?
— Они не вымерли. Они ж бессмертные. Просто они играют в другие игры. Иногда наводят наводнения, принимая форму цунами. А иногда отращивают хвост. Иногда просто впадают в спячку или играют на другой планете. Так вот однажды, на одной магической планете, — Наиль сделал знак пальцами «круг с хвостиком», что означало название мира ЪМир, – все драконы были уничтожены. Точнее, это люди думали, что они их уничтожили, а драконы, возможно, решили поиграть. Уйти физически, но оставить после себя «семена». Или можно сказать «икринки». Не важно, как называть все равно эти семена принимали разную форму в разных обстоятельствах. Я знаю два случая: один раз это была монетка, а другой — амулет с камнем дракона.
Наиль изобразил пальцами все слова, которые смог. Это, конечно, не сурдо-перевод, но гнуть пальцы он умел преотлично (все маги умеют, иначе как плести заклинания?) и тени на потолке добавляли сказочности этой истории, рассказанной корявым языком.
— И вот эти семена перемещались по миру и между мирами, пока не находили себе аватара. Потом они несколько лет росли вместе с ребенком и …
— Мальчик? — сонно спросил Егор. — Ребенок — мальчик?
— Один мальчик, второй девочка. Так вот росли они и дожидались подходящего случая. Энергетически мощного импульса. Один раз это было пророчество под названием «Слезы русалки». Хотя кое-кто назвал бы это проклятием, но Великий маг Гудвейн называл благословением. Так вот пророчество морской русалки и огненный выброс, взрыв.
— Взрыв это страшно, — поделился опытом пацан.
— Да, очень. Но драконы умеют выбирать себе аватара и девочка спаслась. Она испугалась, но если бы ей предложили выбор, то она, ни за что бы не отказалась.
— Смелая.
— Очень. Да. Так вот энергетические импульсы. Такие разные, потому что стихии разные, потому что драконы тоже разные: водный и огненный. Кхм, так вот после этого аватар стал магом, пока слабеньким и ему нужен был учитель, чтобы научиться магии по-настоящему.
— Они же встретились? — зевнул Егор.
— Кто? — сбился Наиль и понял, что ребенок зевает не потому что ему рассказывают сказку и он хочет спать, а потому что скучно и нудно. Хек.
— Мальчик и девочка.
— Да, встретились и…
— И поженились. И жили они долго и счастливо. Да? Все сказки так заканчиваются.
— Ага, на то они и сказки, — согласился Наиль. Потому что у него эта сказка так не сложилась. — Может тебе лучше колыбельную спеть?
— Ну, попробуй… — благосклонно разрешил мальчик этому странному взрослому.
Глава 16 Ангел. Ночная страда кончилась. Мышиный гиацинт
Пятница, 9-20
Этим утром мы с Элис почти поругались. Ну то есть я думал, что мы просто разговариваем, а она думала, что ссоримся.
Сложно сказать какой мой вопрос вызвал бурю эмоций, но она возмущалась:
— Ты понимаешь, что если я сейчас не выйду замуж, то уже никогда не выйду?
— Это что за чушь?
— Это не чушь! — она хлопнула рукой по столику. — Это то, что я чувствую. Или скажешь, что чувствую не то, что я чувствую? Скажи еще: что ты лучше меня знаешь, что я чувствую? Ну?
— Чего ты злишься? Я просто спросил к чему такая спешка.
— «Просто спросил», — передразнила она меня. — Ни к чему! И не спешка. Просто сейчас или никогда. Ясно?
— Ясно, — согласился я, чтобы успокоить. Но через пять минут сердитого молчания не выдержал:
— Алис, чисто гипотетически: что такого случится, если ты не выйдешь замуж?
— Наи-иль, — сурово посмотрела она. — Ты передумал?
— Нет. Не передумал, просто не понимаю. Чего ты боишься? Жизнь же на этом не кончается…
— А у меня кончается! Я знаю: что если не сейчас, то останусь одна.
— Почему?
— Потому что неудачница…
— Почему?
— Потому что папа во мне разочаруется… и бросит меня. Я останусь одна: без мужа, без семьи…. Умру в тоске и одиночестве… — она смахнула слезинку и решительно тряхнула головой: — А потому я не буду разочаровывать папу. И не буду неудачницей. Я выйду замуж.
— А что если замужем будет хуже чем одной? — задумчиво спросил я. Кажется, это и мой страх тоже. Пусть будет хреново с кем-то, чем одному сдохнуть.
— Хуже не будет. Хуже чем сойти с ума в пустой квартире не бывает. В тоске и тревоге, когда страшно выйти на улицу за хлебом…
— Заведи кошек.
— Чтобы они жрали меня, когда я умру?
— Ох, ё! Я теперь не смогу это развидеть.
— Вот так тебе и надо. Мучайся теперь тоже. Не только мне одной страдать… — она хихикнула.
— Значит ли это, что ты будешь делать всё, что тебе скажет папа?
— Да, — кивнула она. Потом чуть подумала и добавила: — Пока во всяком случае его доводы были разумны и ничего сверхужасного он не просил.
Ну так то да.
Ничего ужасного же не происходит. Ей не нужно выходить за старика-извращенца. Или там работать на плантации по колено в вонючей
