class="p1">– Почему вы мне поверили, и как догадались, что мне надо с Анной Ивановной встретиться?
– Поверил, потому что я фронт прошел, и насмотрелся там кое-чего, во что поверить нельзя. А к Ане тебя привез, затем, что она как раз эти невероятные вещи и делала. Аня у нас в роте санинструктором была. В одном бою меня ранило тяжело, я уж с жизнью попрощался, а тут Аня подползает, меня на плащ – палатку закатывает и начинает тащить. Я и сейчас не маленький, а тогда вообще здоровенный был, а она тащит, откуда только силы в ней берутся. И, вот попадаем мы в зону огня, бьет немец из пулемета, уже наших полроты положил. Наступали мы вроде вперед, а этот дзот почему-то сзади оказался, ну бывает так на войне. Все думаю, каюк, и девку за собой потащу. Только смотрю, Аня рядом со мной на колени встала, руки вперед выставила, а взгляд стеклянный, и пули мимо нас летят, как будто обходят. Потом дзот взорвался, уж, не знаю, то ли наши снаряды долетели, то ли наша санитарка его прикончила. Дотащила она меня до блиндажа, я уж без сознания был. Когда вернулся из госпиталя, хотел с ней серьезно поговорить, а она все в шутку перевела, говорит, бредил я, и все мне, дескать, привиделось. А еще, уже после этого, мы в тыл к немцам пошли, языка взяли, и потом, черт нас что ли попутал, застряли в болоте. Это только в кино показывают, что советский солдат не ошибается и осечек не дает. Ошибались мы, и часто. Вот сидим мы в этом болоте, кругом туман, куда идти не знаем. И вдруг смотрю, Аня пробежала, я дернулся за ней, вылез на твердую тропинку, товарищей с немцем вытащил тоже. Так и спаслись. Вернулись в расположение, я сразу к нашему санинструктору, мол, что ты ночью на болоте делала? А она только пальцем у виска покрутила да посмеялась. Я бы может сам себе не поверил, но уже после войны, мы как-то с дружком моим Ленькой Кузнецовым выпивали, как говорится «вспоминали минувшие дни», и он мне тоже рассказывал, как она осколки от снарядов останавливала, чтобы его спасти. А теперь вот медсестрой в больнице работает, так говорят, что все, кто к ней после операции попадает – выживают, даже самые тяжелые. Опять же бабы, которые родить не могут, к ней бегают, потом беременеют. Вот так.
Контрольный пункт на выезде Ольга прошла легко, ведь она уже была уверена, что все закончится благополучно. Вскоре машина подъехала к лагерю. Ольга не стала задерживаться возле сторожки, чтобы не смущать Веню и не тревожить собак. Дмитрий Кириллович сказал, что повезет племянника в соседний поселок, чтобы тот сел на последний автобус. Начинало темнеть, женщина решила последний раз прогуляться по лагерю. Она пошла в сторону озера. С берез золотым потоком опадали листья, Ольга сгребала их ногами. Под нежное шуршание она размышляла о том, что, как гласит древняя мудрость, нужно бояться своих желаний, потому что они могут исполниться. Вот она последние лет двадцать совсем не принимала своего времени. И это несмотря на то, что в это время у нее была и любовь, и дружба, и путешествия, и карьерный рост. Все это было как бы само по себе, происходило в ее маленьком мире, который она строила себе сама. А когда она сталкивалась с миром большим, в котором шли войны между братскими народами, где принимали на удивление глупые законы, где совсем не работали принципы товарищества и взаимовыручки, которым ее учили с детства, она наполнялась злобой и ненавистью. Она понимала, что не может ничего изменить, и подсознательно хотела вернуться в мир своего детства, где все было понятно и правильно. И вот сбылось, она вернулась. Нет, она ни на йоту не разочаровалась, но она поняла, что смотрит на все глазами того ребенка, который не знал в это время взрослых трудностей. И это хорошо. Пусть здесь все остается, как сейчас, а ей пора возвращаться, ведь «времена не выбирают, в них живут и умирают». Она резко развернулась и пошла к сторожке.
Было уже совсем темно. Собаки, услышав ее, забеспокоились, а Беня, как всегда, заорала дурным голосом. Ольга подошла, погладила всех, обняла свою лохматую подружку и привязала к ее ошейнику колокольчик. Посмотрев на темные окна дома, она мысленно попрощалась с его хозяином. «Спасибо тебе, Дмитрий Кириллович, спасибо тебе, старый солдат! Живи долго, и никогда не вспоминай о том, что я тебе тут наговорила. Ты воевал за Великую страну, пусть она всегда и будет такой для тебя». Она отвязала Беню, та сначала закрутилась на месте, а потом побежала, звеня колокольчиком. То ли собака бежала не очень быстро, то ли икона на груди у Ольги придавала ей силы, но дистанция между ними не увеличивалась больше двух метров. Они пробежали темной аллеей, мимо памятника Гайдару, и собака заскочила в подсобку клуба, где хранились маскарадные костюмы и всякий мелкий реквизит. Посреди комнаты стояло большое зеркало в деревянной раме. Беня перепрыгнула раму, как будто в ней не было стекла, Ольга, недолго думая, тоже проскочила через нее, не ощущая препятствий. За вешалкой с платьями обнаружилась дверь, в которую выбежали собака и женщина. И сразу же она поняла, что воздух изменился, хоть было совсем темно. Беня пробежала еще немного, и Ольга увидела свою машину, которую они оставили в деревне, прежде чем двинуться к Французскому замку. Отдышавшись, Ольга пнула по колесу изо всех сил, завизжала сигнализация. Минут через двадцать, она увидела, что по мостику двигается огненное пятно. Вскоре у машины появился Паша с факелом. «Где вы были?» – заорал он, – я уже шел народ поднимать на поиски!» Ольга посмотрела на него с нежностью и сказала: «Ты не поверишь».
Оказалось, что все еще идет день их приезда на Французскую горку. Все были уставшими и голодными, поэтому было решено перекусить в придорожной харчевне. Пока для них готовили ужин, Ольга начала рассказывать о своих приключениях. Беня нагло зашла в обеденный зал, и не отходила от хозяйки. Благо публика здесь собралась простецкая, в основном водители – дальнобойщики, и никто ее не выгнал. На ошейнике у собаки по-прежнему болтался колокольчик, как свидетельство того, что все, что с ними случилось, было на самом деле. Паша слушал в пол уха, он так намаялся, в поисках пропавшей семьи, что готов был заснуть прямо за столом. После вкуснейшей солянки и вполне сносного
