привело в монастырь?
Он глянул в сторону Анастасия, но тот или не заметил появление близ монастыря посторонних, или сделал вид, что не заметил, но прошел мимо, не сделав караульному на то никакого замечания. Еще больше поразился протопоп, когда услышал бранное слово, долетевшее от ворот.
«Ну и порядочки тут», — в растерянности отметил он, но говорить о том с игуменом не стал, полагая, что тому и без его указаний приходится несладко.
Но через несколько шагов, когда в спину им раздался дружный хохот, долетевший со стороны все тех же ворот, он не вытерпел и заявил, не поворачивая головы к настоятелю:
— Строгости монастырской не видно… Так и до греха недалеко… Распоясалась братия вконец. Не ведают, что творят.
— И не говори, батюшка, — басовито поддакнул ему игумен, когда они уже вошли в его покои. — Порядки эти до меня еще были заведены, и сейчас ничего с братией поделать не могу. Тут, в Сибири, в монастырь лишь безродные или ратники престарелые идут, которым деваться некуда. Что с них возьмешь? Ладно, что хоть пьянствовать в открытую перестали…
— Неужто и такое было?
— А то! И сейчас иной раз, коль не угляжу, то бабы с города им вино пронесут. А где других монахов взять? Какие есть, с теми и уживаться нужно.
— Моя бы власть, разогнал всех, — крутнул головой Аввакум. — Лучше совсем монастырь закрыть, чем Божью обитель в вертеп превращать.
— Не моего ума дело, — ответил игумен, — о том пусть владыка думает, докладывал ему о том не раз. Пущай решает, как быть.
— Все ему обскажу, как в Тобольск прибуду, — пообещал Аввакум.
— Обскажи, батюшка, все как есть обрисуй. Пусть он направит кого из чернецов мне в помощь. Одному мне, ох как тяжко, и опереться не на кого. Все они заодно. Боюсь им и слово поперек сказать.
— Чего же бояться? Ты сюда самим владыкой назначен, тебе монастырь поручен, а потому сам волен любое решение принять согласно уставу монастырскому и законам божеским. Кто тебя осудит, коль самых отъявленных лентяев или блудодеев за ворота выгонишь? Другим наука будет.
— Да как же я их выгоню, — горько усмехнулся настоятель, — скорее они меня взашей вытолкают вон и обратно не пустят.
— Как такое быть может? — Аввакум искренне поразился услышанному. — Тебя — самого игумена, законного настоятеля, и вдруг взашей?! Лишнее ты, однако, на людей наговариваешь.
— Мне только и осталось, лишнее наговаривать, — с горькой усмешкой ответил Анастасий. — Пожили бы здесь с неделю — и все своими глазами увидели. А мне какой резон лишнего наговаривать? Не такой я человек…
— Я бы пожил да вот ехать дальше надо. А порядок здесь я бы навел…
Анастасий в ответ лишь тяжко вздохнул и принялся перебирать лежащие у него на столе сложенные стопкой рукописные листы. Аввакум поинтересовался, что это за письмена, на что Анастасий охотно пояснил:
— Согласно патриаршему приказу двое иноков, из Москвы к нам присланные, занимаются правкой старых богослужебных книг, а чистовики мне на поверку несут. Вот, нужно будет прочесть, выверить все, но все время не найду этим самым делом заняться. А боле и поручить некому, все самому делать приходится…
Аввакума это известие, словно громом, поразило:
— Так значит, книги, писанные отцами церковными, на свой манер править вздумали? А как все переиначите, начнете по ним службу вести? — спросил он, сверля настоятеля злобным взглядом.
Тот почувствовал, что зря сообщил протопопу о ведущейся под его началом правке, и попытался сослаться на патриаршее распоряжение, но на Аввакума это мало подействовало.
— И что это за иноки такие, что им дозволено святые письмена править? Может, то слуги дьяволовы в обличье человечьем? Ты их проверял, что за люди? — все более распаляясь, выкрикивал он в лицо Анастасию одну за другой, словно пышущие огнем, фразы.
Настоятель же чуть отодвинулся от него, словно и впрямь почувствовал жар, исходящий от протопопа, и довольно миролюбиво, не желая ссоры с ним, ответил:
— Зачем мне их проверять, коль они с грамотами от патриаршего двора прибыли, где все расписано… Трудятся в отдельной келье с утра до позднего вечера, там и ночуют, туда же им и еду приносят. Так и владыке Симеону о том ведомо…
— И что это за келья такая? Ответь мне, господин — с нажимом спросил Аввакум, грозя пальцем настоятелю. — Чего ж они от остальной братии отдельно живут и даже в храм на службу не показываются? Ой, чует мое сердце, нечистое дело ты затеял, и Господь покарает тебя за это, дай срок, придет и твой час…
Тут не выдержал пытавшийся до этого оставаться невозмутимым настоятель и зычно гаркнул:
— Неча меня пужать, видали мы таких. Намедни приходили два старичка-странника, уж не знаю, откуда они о тех переписчиках узнали, но тоже грозились муками адовыми, которые ждут меня за то, что волю патриарха исполняю. А тут еще и ты, батюшка, вслед за ними вторишь. Сам видишь, каково мне, хоть глаза завязывай да беги отсюда на все четыре стороны…
— Я бы, будь на твоем месте, так и сделал. Не простит Господь тебе богохульства этакого, как есть говорю, еще до смерти ждет тебя геенна огненная. Как в Псалтыри о том сказано: «Пред Ним идет огонь и вокруг попаляет врагов Его», — по памяти произнес Аввакум выдержку из девяносто шестого псалма.
От этих слов Анастасий неожиданно весь сжался и закрыл лицо руками.
— Так и странники, что являлись, те же самые слова сказывали. Сговорились вы все, что ли? Погибели моей желаете? Я Божьих заветов не нарушаю, служу по совести, обо всех грехах своих духовнику исповедуюсь. А тут такое…
— То, что каешься, то тебе зачтется, а вот писцов тех хотелось бы мне послушать, потолковать с ними по душам, а все их писульки жаркому огню предать…
— И думать не смей, а то сейчас кликну пару иноков, что у ворот охрану несут, и велю тебя вон отсюда выпроводить. Ишь, каков, все бы сжигал, всех бы стращал, откуда только такие берутся. Говорили мне за тебя…
Но закончить фразу ему не дал молодой служка, что влетел в покои настоятеля без стука, и срывающимся голосом заголосил:
— Беда, ваше преподобие!
— Что такое случилось? — приподнялся со своего места Анастасий, который словно ждал нечто подобное и потому держался спокойно, не проявив ни малейшего беспокойства в ответ на крик служителя.
— Убивают
