посоветовала обработать раны перекисью водорода и йодом. Подняла с пола фонарик, пощёлкала кнопкой: не работал. Бросила обратно на разбитые стёкла.
— Ага. Сейчас стану некромантом, воскрешу Гагарина, подружусь с ним и на его ракете сгоняю в аптеку. — Солдат помог Лизе достать мелкий осколок, вонзившийся над её бровью, дал чистый носовой платок, чтобы стёрла тонкую полоску крови.
Они прошли в высокие и тяжёлые двустворчатые двери следующей комнаты.
Взорам бросилась массивная люстра, свисающая метра на два с потолка. Все стены увешаны зеркалами и картинами в бронзовых рамах, тянущимися до самого потолка. И были расположены так — одно зеркало, потом одна картина точно такого же размера, а где были окна — то шло зеркало, картина, окно, картина, зеркало. И больше в огромном зале ничего не было. На стене, когда они вошли, перед взором высились четыре окна с декоративными переплётами, которые и освещали всю комнату тусклым дневным светом. На окнах отсутствовали ставни. На каждом зеркале — красная перевёрнутая звезда в круге, на каждой картине — Бафомет.
— Наверное, здесь когда-то происходили балы. Или танцы… вакханалии, — сказала Лиза. — А люстра дорогущая, хрустальная. И как только всякие заезжие её не украли? Может, она какого-нибудь прошлогоднего столетия. — Лиза поёжилась. — И всё равно здесь как-то неуютно. Может быть, такое чувство из-за изображений?
— Если только заезжие были, — угрюмо произнёс Солдат. — А если и были, так хорошо, если живыми уезжали.
— Да-а, — задумчиво сказала Лиза. — Здесь, прямо, какое-то логово… зверя. — Она подбородком указала на картины. — Может статься, даже ритуалы проводились… всякие жертвоприношения. Эх, как бы сообщить кому нужно?
— Если только эти «кому нужно» ещё живы.
— Ты хочешь сказать?..
— А ты видела кого-нибудь? — спросил Виктор, не дав договорить. — Хоть одно рыло засветилось своей мордой? Я даже чёрту был бы рад. Конечно, если только чёрт — свой.
Елизавета совсем сникла. Её бледное лицо даже посерело. Под глазами образовались мешки и тёмные круги. Она устало вздохнула.
— У меня будто кто-то вытягивает энергию, — вялым голосом сказала она. — Такая слабость одолевает, что ноги начинает трясти. И голова немного кружится. И эти перевёрнутые звёздочки в глазах мерцают.
— Энергоблокаторы ламповые на крыше стоят, и одновременно двадцать пятый кадр тебе в мозг посылают. Шутка. Пойдём в следующую дверь войдём. Может, там, где есть отдохнуть. Да и лучше бы нам поскорее отсюда убраться. Странно, но… мне кажется, что слабость и меня начинает одолевать. Не хватало нам обоим потерять сознание. И тогда бери тёпленьких и делай что хочешь.
Елизавета натянула квёлую улыбку:
— Ламповые, потому что старое?
— Нет. Потому что их не смогут блокировать, заглушить. Ты же полицейский, должна знать.
— Я — женщина. Возможно, что-то упустила. — Лиза зевнула. — Я же говорю, что мы находимся в нормальном мире. Просто нас куда-то занесло.
— А ураган за забором?
— Ты же говорил, что есть какие-то волны.
— Я предположил, чтобы нас успокоить. А люди? Ведь никого.
— Ну… так получилось, что никого.
— А…
— Хватит! У меня в голове назревает паника. Пошли найдём кровать, я чуть отдохну, и уедем. Пешком сквозь ураган уйдём, чего бы нам ни стоило.
— А виселицы? — не унимался Виктор.
— Хватит! Хватит! Я прошу! Не знаю… от такого можно сойти с ума. — Лиза понизила голос. — Если мы уже не сошли и не находимся в мире, придуманном самими же. Да ещё где-нибудь во сне.
— Если найдём кровать, беременеть будем?
Елизавета усмехнулась:
— Знаешь, я в первый раз рада тому, что ты сейчас шутишь в неподходящее время.
— А оно и правда — неподходящее?
Лиза задержала молчаливый взгляд на лице Солдата. Улыбка медленно растянулась на её губах. Она пожала плечами и ответила:
— Нет.
Рассматривая картины с Бафометом, они подошли к двери на левой стороне в самом конце комнаты. Такая же дверь находилась и на правой стороне, но на ней висел замок размером шестнадцатикилограммовой гири, что уже издали бросалось в глаза.
Они ступили на коричневый вытертый, в некоторых местах до бела, пол широкого П-образного коридора со множеством дверей, словно попали в старую гостиницу. Одна выдранная доска валялась рядом с дырой, которую когда-то прикрывала. Несколько стульев прикасались спинками к левой стене. В самом конце коридора на верх поднималась деревянная лестница. Две двери по центру слишком выделялись из всего ряда блёклых, потерявших свой цвет, но когда-то красивых дверей с бронзовыми ручками и с бронзовыми номерками. Повсюду толстый слой пыли царствовал в полумраке.
— Виктор, мне что-то становится ещё хуже. Здесь так душно, как в петле. — Лиза наклонилась, безвольно свесила руки, кончики пальцев коснулись холодных досок пола. — Меня сейчас стошнит. — Она сплюнула тягучую слюну. — Меня изнутри выворачивает. Может, сладкими батончиками отравилась?
— Нужен свежий воздух. — Солдат подошёл к окну, подёргал металлическую решётку. Подумав, резко двинул кулаком в стекло. Бьющегося звука не последовало. Он ещё трижды ударил.
— О-о, здесь стёкла какие-то бронированные. — Виктор подошёл к Лизе, обнял за талию. — Что, совсем худо? Давай пройдём дальше, там, возможно, будет чем вздохнуть. Или пошли на улицу?
— Нет. Раз зашли в этот… удушающий дом, то давай его осмотрим. — Она выпрямилась. — Сейчас отдышусь, и всё пройдёт. Дыхание спёрло…
— Ты, наверное, беременная?
— Иди в задницу. Ты помешался на моей беременности? Мне очень плохо. Я сейчас здесь растелюсь на этом грязном полу… как скелет в могиле.
Солдат подхватил Елизавету за бёдра и закинул на плечо.
— Бе-э-э, — издала она.
— Ты чего?
— Ты мне живот об своё плечо так придавил, что я чуть не блеванула. Всё, давай, неси меня, конь буланый. А я пока без памяти поваляюсь. Бе-э-э.
— Что, так плохо?
— Очень.
Солдат ещё раз посмотрел на окно, решая, попробовать разбить или нет — всё тем же обрезом. В сердцах махнул рукой и направился к двум приоткрытым выделяющимся дверям по центру правой стены, у которых подглядывали тёмные щели. По ходу дёргал за каждую бронзовую ручку.
Перед этими двумя дверями Солдат несколько задержался. Не мог решить, в какую дверь войти: в ту, которая выглядела, будто её хищники драли мощными когтями, с глубокими трещинами, обляпанная старой, бурого цвета, кровью, а наверху прикручен какими-то чугунными болтами перевёрнутый крест с Иисусом Христом, вырезанным из слоновой кости. Или в ту, которая из красного дерева, горела новизной, будто вчера поставлена, с красивой позолоченной ручкой и наверху прикручен крест со звездой и рогатым демоном: знак такой же, какой он вытянул из промежности бывшей жены.
— Какая странность, — тихо сказал Солдат, не сводя задумчивых глаз с красивой двери. — Очень подозрительная и совпадающая.
— Что стоим? — спросила Лиза.
