продвигаются дела с Агатой?
Переключить подростка с одной серьёзной темы на другую — пара пустяков. А уж вопросы межполовых отношений в этом возрасте никак не менее важны, чем вопросы жизни и смерти.
Впрочем, для Бориса эти темы оказались внезапно очень жёстко связаны.
— Всё хорошо, — тихо сказал он. — С одной стороны. После того, что случилось… когда вы не взяли меня в Павловск…
— Сколько можно объяснять? — вздохнул я. — Вы бы там ничем не смогли помочь. Скорее, наоборот — навредили бы. В Павловске мы имели дело с одним прорывом и едва управились. А если бы Тьма рванула ещё и через вас — сейчас этот разговор некому было бы вести.
— Я понимаю! — огрызнулся Борис. — Но можно было хотя бы поставить меня в известность?
— Интересно, каким образом? Разбудить среди ночи и сказать, что мы с вашей возлюбленной едем в соседний город на бой, с которого можем не вернуться? Чтобы вы сидели, волновались и провоцировали Тьму на прорыв ещё и в академии?
Борис с силой долбанул кулаком по панели. От удара открылся бардачок, и на колени великого князя выпрыгнул револьвер. Борис уставился на оружие, позабыв о внезапной вспышке.
Пробормотал:
— Ой. Зачем он тебе?
— Пиво открывать. Положите на место, пожалуйста.
Борис послушно вернул револьвер в бардачок и закрыл крышку. В его картине мира огнестрельное оружие было практически бесполезно. Зачем оно, когда есть магия! Но я-то хорошо знал, что выстрел частенько опережает заклинания. Кроме того, когда ты аристократ, магии от тебя ждут, а вот огнестрела — не очень. Так что — штука полезная, пусть себе лежит.
— Так что вы говорили об Агате? — напомнил я.
— Всё прекрасно, — вздохнул Борис. — После того случая они со Златой больше не обмениваются… Ну, они как бы разделились. Не совсем, то есть. Но они могут закрываться друг от друга.
— Но при этом всё равно, когда хотят, могут обмениваться информацией? — уточнил я.
Борис утвердительно кивнул. Видно было, что этот момент его несколько смущает. Ну да, кому понравится, когда на свидании девушка пишет кому-то эсэмэски. Пусть даже сестре.
— А что вас угнетает? Не только ведь это?
Помолчав, Борис нерешительно сказал:
— Мне кажется, что это из-за неё.
— Что и из-за кого?
— Моя жемчужина. Тьма. Я общаюсь с Агатой и от этого становлюсь… хуже.
— Так! — повысил я голос. — Во-первых, чёрные маги не хуже белых. Уж это-то вы должны бы знать на первом курсе императорской академии.
— Я знаю! Но я не то имел в виду. Выражусь иначе: от общения с Агатой я становлюсь чернее.
— И вам это не нравится?
— Совсем не нравится. Я — белый маг, я чувствую себя таким. Но Агата осуществляет мои желания, и… Не знаю. Я живу только для себя. Мне кажется, нам с нею придётся расстаться.
— Нахрена?
— Что? — посмотрел на меня Борис.
— В смысле… Эм… Зачем вам расставаться? Вы друг другу нравитесь, Агата из благородного семейства. Вообще никаких препятствий не вижу. Это от вашей сестры ждут определённого решения, а вы, как я понимаю, более свободны.
— Ты меня не слушаешь! Агата делает из меня чёрного мага. А я… Я, конечно, не настолько смел в мыслях, чтобы занять место моего отца, такого совершенства я, наверное, никогда не достигну. Но я хочу быть белым магом!
— А теперь — задачка на засыпку, — усмехнулся я. — Чёрный маг — тот, кто действует в первую очередь в своих интересах. Использует в своих интересах других. Так?
— Ну… одно из определений, с одной точки зрения — да, — важно кивнул Борис.
— Ваш интерес — быть белым магом. Вы для достижения этой цели используете Агату — собираетесь её бросить. Внимание, вопрос. В итоге ваша жемчужина посветлеет или потемнеет?
Борис замер с открытым ртом, глядя на летящее под колёса автомобиля влажное полотно дороги.
— Что, злой плохой Костя пришёл и всё испортил? — спросил я. — Привыкайте, ваше высочество. Арифметика — может, и полезная наука. Но в жизни два плюс два не всегда равняется четырём.
Вскоре мы въехали в город, затем — в Чёрный Город. Автомобиль сопровождения прижался ближе. Наверное, ребята уже вспотели кровавым потом от напряжения.
Обеспечивать безопасность великому князю — та ещё задачка, я им даже посочувствовал. Два самых опасных человека сейчас сидят рядом в моей машине: один может уничтожить весь мир в любую секунду, а другой вертит баранку. Вот и защити тут кого-нибудь…
Когда мы въехали на территорию лечебницы, Борис удивился:
— Мы что — к Клавдии Тимофеевне? Но зачем? Госпожа Нарышкина залечила ожог, я полностью здоров…
— Вершить великие дела, — пробормотал я.
Впрочем, на великого князя уже не обращал внимания. Я заметил, что в больничном дворике как-то уж слишком людно. Судя по всему, весь персонал — врачи, медсёстры, санитары — все выскочили наружу. Наблюдалось даже несколько человек в больничных пижамах. Все они стояли, задрав головы, и смотрели куда-то вверх.
Остановившись, я опустил стекло, высунул голову и тоже посмотрел вверх.
На крыше четырехэтажной лечебницы у самого края стоял человек.
Глава 8
Человек стоял молча, неподвижно. Казалось, он вовсе не замечал собравшейся толпы. Смотрел вниз, готовился.
Мы с Борисом выбрались из машины и присоединились к толпе. Я не успел начать расспросов — ко мне протолкалась Клавдия.
— Костя! — выдохнула она. — Ты как будто чувствуешь, когда необходим!
— Служу Отечеству, — пожал я плечами. — А что случилось-то? Пациенту не понравилось лечение?
— Если бы я знала! Его привезли с разбитой головой вчера вечером. Мы оказали помощь. А сейчас он… вот. — Клавдия показала на крышу. И спохватилась: — Здравствуйте, ваше высочество! — присела в реверансе. — Прошу прощения, не заметила вас сразу. Это всё из-за нервной ситуации…
— Не стоит извиняться, ваша реакция вполне объяснима, — пробормотал Борис, неотрывно глядящий на будущего самоубийцу.
В моём мире тут было бы уже полно полиции и прессы. Концерны категорически не одобряли попытки сведения счетов с жизнью — в отличие от зевак. В этом мире, в этот его район полиция и пресса добирались по остаточному принципу.
— Кто этот человек? Что о нём известно? — спросил я.
— Ничего,
