идти к лестнице в задней части кафе, я иду следом за ним. Лестница ведет в кабинет наверху. Вуки издает резкий лай, когда его крошечные лапки пытаются успеть за нами. Снэк подхватывает его на руки и прижимает к груди. Вуки прижимается к Снэку и зевает.
— Видишь, даже Вуки устал… Давай поспим.
Я даже не пытаюсь спорить. Я устала.
Когда мы поднимаемся по лестнице, я спрашиваю:
— Где мы будем спать здесь, в кабинете твоего отца?
Снэк бормочет что-то неразборчивое. Если бы я уже не знала, что он не ругается, я бы поклялась, что он сказал «ублюдок». Снэк прислоняется к задней стене наверху лестницы.
— Он был его, — Снэк поворачивается, чтобы продолжить восхождение, — пока он не изменил моей маме, и они не развелись.
Я знаю, что это не самая приятная тема для обсуждения. После многих лет брака у отца Снэка, Роберта, завязался роман, и он сбежал с одной из продавщиц кафе — женщиной лет двадцати. Моложе меня в то время. Худший факт во всей измене, на мой взгляд. Она выглядела точь-в-точь как Колетт, только более молодая. Я не знаю всех подробностей этой истории, но кто бы бросил такую женщину, как Колетт? Это как кинозвезды, которые трахаются со своими великолепными, талантливыми супругами. Для постороннего это нелогично, стыдно и чертовски подло.
Снэк щелкает выключателем наверху лестницы, и я удивляюсь тому, что вижу или не вижу. Исчез тесный, заваленный бумагами кабинет отца Снэка с потрепанным диваном и старым серым офисным столом. Исчезли стопки бумажных товаров и керамические кружки. Все это было заменено и переделано в великолепную просторную квартиру на чердаке. Если бы меня спросили, я бы сказала, что она имитирует площадь кафе внизу, которое не является крошечным по площади.
— Моя мама собиралась переехать сюда. Она сказала, что после того, как мой отец ушел, а я женился и редко бывал дома, дом казался слишком большим и нелепым.
— Это потрясающе! — Я кручусь на месте, чтобы оценить каждую деталь: обшивку из массива дерева, многоцветную отделку стен, легкое освещение. Каждый аспект был тщательно спланирован.
Потолок высокий и сводчатый. Это одно большое пространство. Большая открытая кухня с теплыми вишневыми шкафами, приборами из нержавеющей стали и столешницами из черного гранита — мечта шеф-повара. Большой кухонный остров сливается с открытым жилым пространством, в котором есть большой уютный диван из коричневой кожи, пара стульев и журнальный столик/пуфик — я никогда не знаю, как назвать этот конкретный предмет мебели. Окно от пола до потолка занимает переднюю часть мансарды. Уличные фонари снизу освещают падающий снаружи снег. Часть его прилипает к верхней части окна.
Я просто хожу вокруг в благоговейном страхе.
— Ух ты! Снэк, это так здорово.
Справа есть отгороженная зона. Я заглядываю за нее и вижу кровать королевских размеров. Мне сразу же захотелось залезть внутрь и расслабиться.
— Это спальня. — Снэк приподнимает бровь и жестикулирует, почти как Ванна Уайт (прим. — американская актриса и телеведущая. Наиболее известна как ведущая телевизионного игрового шоу «Колесо Фортуны»).
— Да? — спрашиваю я с таким же сарказмом. — Спасибо за уточнение, а то я не поняла.
Снэк смеется, утыкаясь носом в Вуки.
— От нее ничего не ускользает, да, Вуки? Умница.
Снэк указывает на большую ванную комнату, примыкающую к спальне, и гардеробную.
По дороге наверх я прихватила в кафе случайно попавшую газету. Вуки не ходил в туалет с тех пор, как мы сели в поезд, но я знаю, что он не испортит мебель. Я объясняю ситуацию Снэку, заскакиваю в смежную ванную и кладу толстый слой бумаги в угол.
Я указываю на газету, когда выхожу из ванной.
— Извини за это.
— Ну, мужчине нужно куда-то сходить. — Снэк целует Вуки в мордочку и осторожно опускает на пол. — Правильно, приятель. — Мое сердце растекается лужицей по полу. Снэк ласков с Вуки, и Вук ему это позволяет. Почему так не может быть с Генри? Генри. Признаюсь, я почти не думала о нем с тех пор, как вернулась в Даунерс-Гроув.
Я дрожу. Этот чердак красивый, но холодный. Не холодный, как непривлекательный, а действительно леденяще холодный. Мой мозг отбрасывает мои манеры в сторону, и я рявкаю:
— Черт, здесь чертовски холодно.
Снэк фыркает.
— Никогда не злоупотребляй этим чертовым словом, Мин.
Теперь моя очередь смеяться. Я просто намекнула на старую семейную шутку Куперов.
Я стою за дверью ванной и снова кричу на своего младшего брата.
— Сид, черт возьми, вылезай из гребаной ванной. Мне нужно собираться в школу. Снэк ждет.
— Вильгельмина Джейн, не говори этого гребаного слова! — кричит папа из коридора, направляясь ко мне.
— Ты имеешь в виду, не произноси слово на букву «Г», не так ли, папа?
— Черт! Да! Я имею в виду, не используй слово на букву «Г». Это звучит не очень приятно.
Мы с папой улыбаемся, чтобы заглушить наш взаимный смех, но он быстро одолевает нас.
Папа подмигивает мне и стучит в дверь ванной.
— Сид, убирайся из гребаной ванной! Твоей сестре нужно заняться своими гребаными девчачьими штучками.
— Хорошо употребил это чертово слово, папа.
— С тебя хватит, Мин.
Следующие слова Снэка вытряхивают меня из моей памяти.
— Ты права. Здесь чертовски холодно.
Чертовски холодно? Кто он такой? Монах? В некотором роде восхитительно, что он от природы не сквернословит. В отличие от меня.
Снэк движется к большому каменному камину, который огибает угловую стену из гостиной, так что он также частично находится в спальне.
— Я разведу огонь. Ты хочешь включить термостат? Он на стене у верхней площадки лестницы.
Я подхожу и повышаю температуру нагрева. Все еще дрожа, я скрещиваю руки на груди и потираю их вверх и вниз. Я топаю ногами.
Снэк садится на корточки и подкладывает пару поленьев в камин. Он поворачивается и улыбается мне.
— Замерзла?
— Почти. — Я отвечаю, почти стуча зубами.
— Мы не включаем здесь отопление на постоянке, так как здесь весь день никого нет.
Снэк зажигает спичку и бросает ее под скомканную газету. Конечно, он сразу же загорается. Это Снэк. Идеальный Снэк для гребаных Скаутов-Орлов.
Я наблюдаю, как двигаются его плечи и спина, когда он осматривает пространство вокруг огня. Я знаю, что под этим серым свитером. Мускулистый торс Снэка. Просто представив это, я тихо выдыхаю про себя. Я снова ругаю себя за то, что так думаю о нем, когда знаю, что он все еще горюет по своей жене.
Снэк встает, удовлетворенно вытирает руки о свою одежду,
