с поезда… Кого-то из нас.
— Ай, да почему «скинем»? — махнул рукой Марк. — «Снимем». И — тебя, а не кого-то. Чтобы оградить от посягательств вон… — он кивнул на Павла.
Татьяна просияла, как нержавеющая мойка:
— Так, стало быть, вы тут по мою душу?
Ирина, укоризненно качая головой, оттащила Валентину от Жорика:
— Валя, ну всё, отпускай Георгия, он тоже за нас. Георгий, вам не больно?
— Бывало и хуже, — смущённо повёл бровями Жора. — Просто я женщин не бью, а так бы…
— А что мы расслабились? — вознегодовал Марк, показывая на Павла. — Это дерьмо цээрушное надо ещё вывести на чистую воду.
Валентина подняла палец к потолку:
— Дерьмо — на чистую воду! Да вы, Марик, поэт.
— Это? — Татьяна оценивающе осмотрела Павла и подёргала скотч. — Какое же оно цээрушное, это — наше в доску.
18
2004, Самара, вокзал
Утром Олеся положила заявление на стол Павла поверх свежего номера «Декоративного животноводства». Ровный красивый почерк. Павел прочитал «прошу уволить» и подпрыгнул в кресле. Слова потерялись в рухнувшем домике привычного мироощущения. Стоило Павлу начать фразу, как мысль теряла значимость, и он перескакивал на другую. У двери Олеся обернулась:
— Я вечером уезжаю в Москву.
Губы Олеси улыбались, но в интонации, в оттенках тембра голоса, Павлу послышалась печаль. Он так и не нашёлся, что сказать. Весь день он вёл внутренний диалог с Олесей, хотя мог позвонить и поехать. Но поехал только провожать. Вызвал такси, погрузил вещи, расплатился у вокзала. Молча катил чемодан под аккомпанемент Олесиных каблучков.
— Мы молчим от самого твоего дома! — На перроне Павла прорвало.
— Это вы молчите, — Олеся даже головы к нему не повернула.
— И ты — ни слова, — ласково, но с укоризной заметил Павел. — Я пришёл тебя проводить…
Олеся не дала ему закончить фразу:
— Вы не проводить меня пришли, Павел Сергеевич…
— Почему это? — Павел сбавил шаг.
— Вам виднее, — дёрнула плечом Олеся.
— Вообще, да, конечно… — Павлу засеменил, догоняя её.
— Вообще, нет.
— Отчего такая спешка? Объясни! — взмолился Павел.
— Вы не понимаете, — вздохнула Олеся и достала из сумочки билет.
— Ты наш лучший зоотехник, и так вот вдруг, разом.
— Это вам кажется, что вдруг.
— Помнишь, ты ездила конференцию весной? Тебя два дня не было на работе, и как будто всё рухнуло — сплошные проблемы. Павел Сергеевич туда, Павел Сергеевич сюда! — Павел для убедительности проиллюстрировал свободной рукой возможные направления.
— Просто раньше вы не включались в процесс, — расставила Олеся точки над «i». — Вот и не замечали проблем.
— Да уж, теперь заметил. — Павел скорбно ссутулился.
— Вот и меня, может, в Москве начнут замечать, — Олеся чуть склонила голову набок.
— Да кто ж у нас тебя не замечал? — недоумевающий Павел пошёл боком, заглядывая Олесе в лицо.
— Вы не замечали, — Олеся словно молотком стукнула по местоимению «вы».
— Ничего не пойму… — Павел пошёл спиной вперёд. — Олеся, прошу тебя, останься. Без тебя как без рук. Я не знаю, что делать. Когда мы ещё найдём нового зоотехника! Пока он приживётся… Да и найдём ли такого, как ты?
— Не найдёте такого, как я. Найдёте другого, но тоже хорошего. — Олеся развернула Павла лицом по ходу: — Упадёте же!
— Олеся, не уезжай, пожалуйста! Ну что мне на колени встать? — голос Павла сорвался на высокую ноту.
— Вы не встанете, — грустно улыбнулась Олеся.
— Издеваешься напоследок? — злость защекотала в груди Павла. — Заплакать мне ещё, может?
— Вот! Кстати! — Теперь остановилась Олеся. — Вы, главное, за солёностью проследите, когда будете у моржей воду менять, — погрозила она пальцем.
Павел отпустил чемодан и развёл руками, втянув голову в плечи:
— Да как проследить-то за этой солёностью?
— Я вам всё написала, — Олеся поправила ворот рубашки Павла. — Тетрадь толстая, чёрная, у вас на столе. Почитаете. Не бухгалтерская отчётность, но тоже увлекательно.
— И на том спасибо, — понурился Павел.
— Там ещё телефон мальчика с нашего курса. Прекрасный зоотехник. Кандидат биологических наук, между прочим, не хухры-мухры.
— Капризный, небось, — голос Павла брезгливо заскрипел.
— Вовсе нет. Сейчас без работы. Собак разводит.
— Ладно, позвоню, поговорим, посмотрим.
Олеся посмотрела на часики, манерно развернув запястье:
— Идёмте, скоро отправление.
Они пошли дальше вдоль состава. Летний вечер обдувал пассажиров жарким дыханием, навевая романтическое томление перед дальней дорогой. Бодрая дорожная музыка раздувала грёзы. У двери Олесиного вагона пританцовывала пожилая проводница. Глаза её задорно поблёскивали, а бейджику на груди не терпелось познакомится: Попец Антонина Макаровна.
— Здравствуй, тёть Тонь! — Олеся приобняла проводницу.
— Привет, Олеська! — Антонина по-свойски похлопала Олесю по спине. — Давайте, ребятки, билетики скоренько! Мать звонила, велела за тобой присмотреть.
Попец и Олеся рассмеялись. Проводница взяла у Олеси билет:
— Москва, прекрасно, четвёртое купе у тебя, пятнадцатое нижнее место.
— Хорошо хоть нижнее, — проворчал Павел, задвигая ручку чемодана.
— У нас люди с пониманием ездят, — вступилась Антонина. — Не Бангладеш какой, девушку небось не обидят. Всегда могут поменяться.
— Люди редко меняются, — тяжело вздохнул Павел.
— Ещё вот, — Олеся встрепенулась, — у Сидоровны скоро будут котята, не упустите!
— Котята… — передразнил Павел. — Сидоровна вообще-то львица, если ты помнишь.
— Все когда-то бывают котятами, даже люди, — в Олесиных глазах вспыхнули озорные искорки.
— Боже ты мой! — встряла Антонина. — Не повезло львице с отчеством. Я думала львицы только в Москве или в Питере. И они вроде любят маленьких собачек. — Она взглянула на Павла и потянула Олесю за рукав: — Я бы на твоём месте такого пупсика наедине со львицей не оставляла.
— Эх, ладно… — опускаться до разговоров с проводницами Павел не собирался. — Подводишь ты меня, Олеся. Не знаю…
Олеся взяла чемодан и шагнула в вагон:
— Я люблю вас, Павел Сергеевич.
— Подожди, что? — очнулся Павел. — Олеся!
Павел бросился к двери, но Попец уже стояла на пороге с жёлтым флажком.
— Куда ты, пупсик, куда? Отправляемся.
Поезд тронулся. Павел схватился за поручень и пошёл рядом.
— Гражданин, не хулиганьте! — пристрожила его Антонина.
— Олеся, я к тебе приеду! — кричал Павел поверх её головы в темноту. — Приеду, слышишь! Скоро приеду!
19
2005, Самара, вокзал
Поезд напоследок вздрогнул и остановился. Антонина отворила дверь из тамбура на улицу, протёрла поручни и ступила на плитку перрона. Павел с оранжевой дорожной сумкой на плече вышел следом, подрыгал ногами, разгоняя кровь, и остановился чуть в стороне. К поезду спешили встречающие. Возбуждённая толпа неслась мимо вагона, растекалась вдоль состава. Люди вытягивали шеи, толкались и приветственно махали руками наконец увиденным и вновь обретённым родственникам, близким и друзьям. Генеральскую форму Татьяниного мужа Павел приметил издалека. Быстро достал мобильник и сделал вид, что увлёкся раскопками контактов.
Из вагона
