ушла. Лойзик сидел в кухне и завтракал без всякого аппетита. Какую глупость он сделал, что сказал маме о Франтике! «Мама так меня любит! А что, если она узнает, что мы с Франтиком натворили…»
Позавтракав, Лойза стал смотреть в окно. «Как бы забрать будильник из леса? — думал он. — Что теперь делать? Бежать в лес сейчас?» Но ведь он обещал маме сидеть дома. Не далее как вчера ночью, когда сыпались бомбы, он клялся, что всегда будет ее слушаться. И папа все еще не вернулся… Кто знает, что с ним случилось… Вчера Лойзик сказал маме, что отец должен был остаться на заводе помогать спасать раненых, но мама тотчас догадалась, что это собственное предположение Лойзика, ведь он не видел отца… Нет, из дома уйти нельзя: вдруг вернется папа? Только бы он вернулся!..
Потом Лойзик стал размышлять, скоро ли придет мама, и решил, что не раньше чем через час. Если сию минуту побежать в лес, то можно обернуться за полчаса. Ну, если не за полчаса, то за сорок пять минут, это уж точно. Он надел куртку и нащупал звонок от будильника. Теперь этот звонок казался ему отвратительным! Мама ничего не узнает, если он поторопится, решил Лойзик.
Главное, как можно скорей вернуть будильник Докоупиловым.
Лойза стал надевать ботинки. А что, если написать мелом на столе, что он все-таки пошел к Франтику? Нет, это опять вранье… Нет, нет… Довольно и того, что он без разрешения ушел из дома. Лойзик вздохнул. Почему у него так получается? Все из-за проклятого будильника, только из-за него… Вот он вернет будильник и начнет новую жизнь… Сегодня в последний раз не послушается маму, а как только вернет будильник, тогда…
Кто-то позвонил. Лойзик вздрогнул. Кто это может быть? Какая-нибудь соседка пришла к маме? Тогда привет, усядется и будет ждать маму… Небось пани Зелена… А если не открывать? Нет, нельзя. Вдруг это не соседка? Вдруг папа? Лойзик побежал в переднюю.
— Франтик! — вскрикнул Лойзик. — Как я рад, что ты пришел! Проходи…
— Я только на минутку. Я пришел сказать, что мы сейчас можем пойти за будильником.
— Проходи, проходи, я один дома.
— Правда? А где ваши?
— Мама пошла в лавку, а папа до сих пор с завода не вернулся.
— Слушай, Лойзик, ты не знаешь, что с паном Докоупилом? Он вернулся?
— Не знаю. Ничего не знаю. Мама говорила, что к ним зайдет.
— Лойзик! Всем уже известно, что будильник взяли мы…
— Франтик! Ты проговорился? — Лойза покраснел.
— Не кричи. Никому я не проговорился. Люди знают, что у Докоупиловых пропал будильник, но не знают, кто украл.
— Так чего же ты говоришь, что люди знают, что это мы?.. Уф, как я испугался…
— Ну, я не так сказал…
— Это-то я знаю. Все говорят также, что пан Докоупил проспал.
— Я тебе еще хотел сказать, что пошли слухи, будто пана Докоупила уже увели в гестапо.
— Правда? Кто тебе сказал?
— Мама слышала на улице. Но потом пришла пани Лукшова и сказала, будто ее муж с ним вчера говорил где-то в городе…
— Франтик, мы немедленно должны отдать будильник.
— Для этого я к тебе и прибежал.
— Знаешь что, Франтик, беги за будильником один, я должен сидеть дома, пока мама не придет. Я ей обещал, что из дома ни на шаг. А когда вернешься, свистни, и я выйду. К Докоупилу пойдем вместе. Беги, Франтик, за полчаса обернешься.
— Жаль, что ты не можешь пойти!
— Я бы пошел, но не могу, а когда мама придет, все равно меня не пустит. Беги, Франтик, скорей. Мама еще не успеет вернуться, а ты уже будешь здесь.
— Ну, тогда я пошел.
VIII
Товарищи Лойзика и Франтика по школе Павел Соучка, Мефодий Завадила, Ярд Вала и Флориш Кубичка обрадовались свободному дню и пошли в лес.
Мефодий и Ярда были завзятыми птицеловами и весной искали гнезда галок, ворон и сорок, чтобы позже взять из них птенцов. В прошлом году Мефодию удалось приручить молодую сороку. Она садилась к нему на плечо и клювом трепала за ухо. Как раз об этом он и рассказывал ребятам, которые уселись на пасеке среди молодых елок.
— Я вам говорю, сороку легче приручить, чем галку, и сорока умнее. Наша никому не давалась в руки, только мне, а как умела воровать, сказочно!
— А что она воровала? — спросил Павел.
— Ты что, не знаешь? Говорят: «Ворует, как сорока!» Воровала все, что блестит и что можно унести в клюве. Мелкие монеты, колечки, пуговицы, наперстки, у отца унесла мундштук с серебряным украшением, у мамы — маленькие ножницы.
— Правда?
— Чистая правда!
— А что она с этим делала?
— Уносила и прятала.
— А вы проследили, куда она прячет?
— С трудом. Сорока ужасно хитрая птица. Вот те крест! Чистая правда. Украдет что-нибудь и сначала летит не туда, где прячет, а в другую сторону, чтобы никто не выследил. А моя до чего была хитра! И все же я ее перехитрил. У мамы в швейной машине есть ящик, там лежат разные пуговицы. Я взял несколько стеклянных пуговиц и нарочно положил на подоконник. Пуговицы блестели, значит, годились для нашей Качи. Я звал ее Кача. Она свое имя знала, и, когда я звал ее: «Кача!», она тут же была у меня на плече. Так вот, она пуговицы быстро заметила и на них нацелилась. Окно было открыто. Взяла одну в клюв и смотрит, не слежу ли я за ней. А я сел к ней спиной и сам смотрю в оконное стекло напротив, а там, как в зеркале, все видно. Кача заметила, что я ее в стекле вижу, и отлетела подальше. Немного погодя она полетела в сад за домом. Я присел под окном, чтобы она меня не заметила, потом отбежал к противоположной стене и гляжу, что она будет делать в саду. Сорока уселась на яблоню и внимательно посмотрела по сторонам. С яблони слетела куда-то в конец сада, к беседке в кустах сирени. «Ага, думаю, так вот где ее клады, ах ты хитрюга!» Через минуту Кача вернулась, взяла вторую пуговицу и опять смотрит на меня, а я притворился, что ее не вижу. За пятнадцать минут она отнесла все пуговицы.
Когда она вернулась, я ее позвал и запер в комнате, а сам пошел в сад. Осмотрел всю беседку, но нигде ничего. Куда же она все запрятала? Ведь с яблони она каждый раз слетала к беседке. На крыше
