нашему приходу запчасти. А греки таких срочных телеграмм ох как не любят, да и кому понравится, когда тебя на уши ставят. Начались тут раздолбоны телеграммами с запросами причин, обстоятельств и виновников торжества. Причем мой ответ пришлось переписывать трижды. Никак формулировки их не устраивали, и получил на свою шею нагоняй ещё и по этой причине.
Вот так весело доехали до порта выгрузки, причем швартовка оказалась довольно сложной, без буксира, ещё на стопе пришлось прилично ехать, всё боялся, вдруг не пустится двигатель, но всё обошлось. Хорошо, лето было, и как раз погода очень тёплая стояла. На стоянке действительно немного отдохнули, рыбы половили, подремонтировались, подкрасили кое-что, исходя из того, что имели. Ни резины, ни краски нам так и не прислали, хотя в конце стоянки прислали телеграмму, где спрашивали, что сделали за стоянку. Хотелось тут выматюгаться, но пришлось, скрепя зубы, перечислять, что мы сделали. Правда, в конце телеграммы не удержался и добавил, что, если была бы краска и резина, можно было бы сделать больше. Немного расслабились вроде, а тут рейс-задание на Джидду, в Красное море. Хотя такая угроза постоянно висела над нами, но всё думалось, что пронесёт. Были случаи, что за контракт Джидда ни разу не выпадала. Но не пронесло. Морально-то я к этому давно готовился, но энтузиазма это никогда не вызывало. В Суэцкий канал мне предстояло идти в первый раз. Как-то, работая на судне, на которое меня подсадили из-за болезни капитана и необходимости срочной замены его, я готовился к проходу Суэцом. Судно было выставлено на продажу, в каждом порту приезжали покупатели и сюрвейеры, но никто его не покупал. Я уже подумал тогда, что придется гнать его в Индию на металлолом, и начал выписывать потихоньку все сведения по Суэцкому каналу. Но не пригодилось. Судно продали в Александрии арабам, правда тоже по цене металлолома, так как уже и документы все кончились, но гнать было ближе, а потому выгоднее.
С тех пор утекло немало воды, многое поменялось. Пришлось лопатить всё по новой. Начитался, навыписывал всяких сведений из всех имеющихся источников, и немного успокоился. Это всегда так бывает, перелопатишь всё, и даже если что-то всё ещё неясно, то все равно уверенность появляется. Ну там, вообще-то, не такое уж сложное в навигационном отношении плавание, любой заход в речной европейский порт сложнее. Там достают порядки арабские, цель которых – как можно больше выкачать из тебя сигарет и прочего. Ещё достаёт бестолковость всей системы движения, куча каких-то специфических арабских правил и требований, бардак и такой шум в эфире, где все работают на одном канале, что понять ничего невозможно. Изобилие посетителей, торговцев и прочих представителей, от которых через пару часов пухнет голова, просто добивает. Всё это ещё усугублялось тем, что и судно-то проходило каналом в первый раз, а это означало, что количество всех бумаг и представителей удваивалось. Нужны ещё были кое-какие чертежи, причём не по одному экземпляру, а у нас были не все, и у греков выпросить их не удалось. В общем, как в песне «…если невезуха – это мне…». Надо же мне было для первого прохода каналом угодить именно на пароход, который там появлялся тоже в первый раз. То есть нет никаких бланков для предварительного заполнения, нет никаких радиограмм, чтобы узнать информацию, которая подавалась в адрес администрации канала и агента, нет никаких адресов, всё с нуля. Напереживался я тогда изрядно. Бардак этот арабский начался ещё на подходе. Когда вызываешь порт-контроль, откликаются какие-то шипчандлеры, переводят тебя на другой канал, начинают тебя выспрашивать различные сведения, кося под порт-контроль, и только в конце разговора, когда речь заходит о продуктах, понимаешь, что тебя кинули. А время идёт, ты уже прошёл контрольную точку доклада, а порт-контроль всё не отвечает, а шипчандлеры всё встревают. Ну, с грехом пополам, установили связь с порт-контролем, дали нам точку на внешнем рейде.
Встали на якорь, как-то немного поспокойнее стало, даже закралась надежда, что на внутренний рейд Порт-Саида заводить не будут. Но через час поступила команда сниматься, и началось. Лоцман всё не мог залезть почти до самого порта. По обычному штормтрапу они не ползают, а по парадному даже на небольшой волнишке лезть неудобно, да и небезопасно. Они же такой народ, что никаких физических усилий вообще прилагать не хотят, вот будут ехать рядом с трапом, пока на него нельзя будет ступить как с причала, и наплевать, что судно уже может идёт на мель, или куда-нибудь ещё, куда не нужно. Команда катера же орёт и пронзительно свистит в это время, требуя сигарет, потому что, если лоцман поднимется и трап завирают, то просить сигарет будет поздно. Лоцман, наконец-то, добредая до мостика вместо того, чтобы посмотреть курс и скорость, тоже начинает бегать за тобой и спрашивать, какой будет бакшиш, и сколько блоков сигарет я ему планирую дать. Будет перечислять всех, кому он должен передать эти сигареты, какая у него тяжёлая жизнь, сколько голодных детей и прочее, хотя очень редко видел худых арабских лоцманов. Обычно еле ходят из-за наличия огромного брюха. Вот в режиме такой беседы, постоянно напоминая ему, что неплохо бы было ещё и своими прямыми обязанностями заняться, подходим к месту постановки на бриделя. Это когда поочерёдно бросают оба якоря, а корму швартовыми привязывают к берегу. Довольно сложная операция, которая проводится в обстановке бега по пересечённой местности. Это когда я от него пытаюсь подальше отойти и обратить его внимание на саму операцию, а он всё бегает за мной и настаивает на увеличении бакшиша. Хорошо, если он один, а то бывает и двое, тогда в два раза тяжелей. Во время этой швартовки на судно со всех сторон кидаются лодки и лодчонки. С них карабкаются какие-то подозрительные личности, какое-то жульё уже успевает сбить замок с кладовки, и за борт, в лодку летит судовое имущество. Матросы сбиваются с ног, пытаясь это всё пресечь и не допустить их в надстройку. С лодок летят на палубу тюки и коробки с тряпками и арабскими поделками. К окончанию швартовки вся палуба спардека и кормы в товарах и торговцах.
В это же время начинают прибывать различные представители властей, соблюдая какой-то график, видимо, с периодичностью в тридцать минут, чтобы не выпрашивать и не приставать всем кучей, а по старшинству, небольшими, а иногда и большими кучками. Всё это время в дверях кто-нибудь с протянутой рукой тоже требует сигарет: или швартовщики, или с буксира, или какие-то
