– уточнил он. – Денег?
– Пока я все это имею только на словах, – парировала Эмма. – А на деле меня уже считают твоей любовницей, и это разрушает мою жизнь.
Коннор снова лег, заложил руки за голову.
– Тебе не кажется, что с человеком, который спас тебя от драконихи, стоит быть подобрее? – поинтересовался он. В его глазах снова проплыли лукавые огоньки.
– Думаю, ты уже увидел мою доброту, – ответила Эмма, понимая, что ничего-то она не добьется. Коннор не понимал ее. – Со всех сторон увидел в первую же ночь.
Коннор усмехнулся.
– Ты ведешь себя, как шлюха, Эмма. И торгуешься со мной, как шлюха.
Эмме показалось, что сейчас она сгорит со стыда – настолько горячим был румянец, приливший к лицу. Коннор взял ее за руку и потянул к себе.
– Значит, и работать будешь, как шлюха, – сказал он и отбросил одеяло. – Нотариуса позову к обеду.
***
К обеду весь Дартмун шумел от двух новостей, и никто не знал, какая интереснее, и какую обсуждать первой.
Коннор Осборн переписал поместье на свою приживалку! Теперь она не просто Эмма, а миледи Эдельстан! Нотариус пришел с бумагами! Была-то скромница-девица, сиротка, букетики крутила на продажу, а теперь сделалась богачкой! Всех сразу же заинтересовало, сколько крон годового дохода приносит поместье, а родители неженатых сыновей спрашивали, помолвлена ли новая завидная невеста, и с кем именно.
Конечно, все прекрасно понимали, как именно приживалка получила дом и земли. Коннор Осборн не из тех, кто будет отдавать свою собственность просто так, по доброте душевной – он никогда не отдал бы отцовский дом за спасибо. Но какое это имеет значение?
Проводив нотариуса, Коннор обернулся к Эмме и сказал:
– Ну что? Ты убедилась, что я держу слово?
Эмма смогла лишь кивнуть. Она до последнего не верила, что Коннор не шутит. Брать ее столько раз, сколько потребуется, а затем выбросить прочь – вот это было в его духе. Но отдать дом – нет, это явно было не в его духе.
Эмма почувствовала, как что-то двинулось в ее душе, заставляя смотреть на Коннора по-другому. Теперь перед ней был не просто мужчина с дрянной репутацией, а человек, который мог быть благородным не случайно, по прихоти, а из свойств души.
– Отлично, – Коннор обнял Эмму, легонько куснул за ухо. – Отлично, продажная женщина. Я съеду после того, как магия вернется. Не в моих привычках кого-то отягощать собой.
По запястью мазнуло огнем: Эмма опустила глаза и увидела красную дымящуюся нитку, которая охватывала ее руку. Мгновение – и нить втянулась под кожу так быстро, словно ее и не было.
– Что это? – Эмма освободилась из объятий Коннора, испуганно глядя на него. Коннор презрительно усмехнулся.
– Небольшой артефакт, который тебя привяжет к дому, – ответил он, и в его голосе зазвенел лед. – Захочешь уехать дальше поселка – и твоя рука начнет гнить. Мне тоже нужны гарантии, а верить кому-то на слово – уж прости, я не такой дурак.
Эмма почувствовала, как задрожали губы. Что, ну вот что она должна была делать по мнению Коннора? Спать с ним, быть милой и ласковой, а потом получить пинка и умереть где-нибудь в нищете и голоде? Этого он от нее ждал?
«Он просто не привык, что женщина ставит ему условия, – подумала Эмма. – Он всегда устанавливал правила игры сам, и теперь пытается меня ранить».
Ей снова сделалось не по себе, но Эмма чувствовала, что все сделала правильно.
Она потеряла честь. Она должна была думать о будущем – своем, а не Коннора Осборна.
– Что ж, – сказала она. – Хорошо. Надеюсь, ты снимешь его, когда вернешь магию?
Коннор взял руку Эммы, церемонно поднес к губам – у Эммы зазвенело в груди.
– Разумеется. Зачем тебя мучить? – сказал он.
Эмма хотела было ответить что-нибудь колкое, но в это время в гостиную заглянула Кварна – бледная и испуганная. Судя по выражению ее лица, случилось что-то ужасное.
– Милорд, миледи, – промолвила Кварна едва слышно. – Там, возле пруда… Он там лежит.
– Кто лежит? – нахмурился Коннор. Кварна прошептала что-то невнятное и постучала по вискам, словно это могло помочь.
– Фейери, – ответила она. – Там, в кустах. Он… он мертвый.
И это было второй темой для разговоров и пересудов.
Первым делом Коннор вызвал полицию и, не дожидаясь прибытия шефа Брауни, отправился со слугами к пруду. Эмма поспешила за ним: у нее из головы не шел тот облачный конь без всадника.
Кто убил фейери? Почему жители холмов не забрали своего мертвеца? Будут ли они мстить за него?
Вопросов было больше, чем ответов.
– Как можно убить фейери? – спросила Эмма. Коннор пожал плечами.
– Должно быть, можно. Они ведь не бессмертные. Правда, я не слышал, чтобы у кого-то это получилось.
Мертвый фейери лежал в дальнем углу сада возле пруда – похожий на огромную серебристую рыбину, выброшенную из воды. Слипшиеся от крови волосы разметались по траве, посеревшее лицо было торжественным и строгим, праздничная одежда теперь напоминала рубище. Эмма подумала, что вчера во всех фейери был свет – а теперь он погас, и осталась лишь мертвая плоть. Слуги старались держаться в стороне, испуганно перешептывались и не убирали рук от висков.
Коннор деловито обошел мертвеца, присел рядом на корточки, приподнял одну из прядей. Осмотрелся, отряхнул руки и сказал:
– Его убили не здесь. Сюда просто принесли и бросили.
Вдалеке показался один из слуг – за ним быстрым шагом следовал шеф Брауни, придерживая шляпу.
– Почему не здесь? – спросила Эмма.
– Крови было бы больше. А земля под ним сухая. Ударили по голове, – Коннор занес руку, показывая, как все было, – потом уже притащили к пруду. И убили его… – он прищурился, глядя в небо. – Убили его свои. Тут больше нет следов.
Шеф Брауни подошел, обменялся с Коннором рукопожатием и с искренней радостью произнес:
– Как же хорошо, что вы приехали!
Коннор улыбнулся – Эмма невольно заметила, что признание шефа обрадовало его.
– Не боитесь замарать ручки о столичную дрянь? – осведомился он. Шеф Брауни завел глаза к небу.
– Оставим бабьи предрассудки глупым бабам, – сказал он. – Пусть себе чешут языками, если больше заняться нечем. А я очень рад, что сейчас рядом со
