конной части, строил конюшенные дворы, держал до 150 конюхов. Нужных ему людей дарил деньгами и лошадьми. Снабжал всем возможных своих многочисленных родственников, выдал племянниц замуж за «монастырских дворян» и назначил их управителями в лучшие из громадных и многочисленных тогда вотчин Троицкого монастыря.
Его поездки к братьям, алексинским помещикам, совершались с баснословною роскошью. Забрав в путь и в подарки множество припасов, он ехал громадным поездом в 150–200 лошадей. Для ночлега разбивались палатки, около которых становились на часах отставные гвардейцы. Его зятья и братья гостили в монастыре неделями, не отказывая себе ни в каких прихотях. Все это сходило Георгию с рук, и в 1718 году он был поставлен епископом на важную Ростовскую кафедру.
Человек старых убеждений, он был недоволен учреждением Св. Синода и подал в 1721 г. в Синод доношение «весьма противное и дерзностное», за которое ему был объявлен выговор с предостережением, что если не попросит у Св. Синода прощения, то «без должного наказания не останется».
В царствование Екатерины I и Петра II Георгий был в силе. Сам без образования, лишь с внешним лоском людей известного круга, он не любил ученых, которые тогда олицетворялись в высшей иерархии малороссиянами, несочувственно именуемыми от приверженцев старины «поляками». В русском обществе царило убеждение, что эти «поляки» клонят русскую Церковь кто к лютеранству, кто к католичеству. Что добра от них не будет. А личным поведением своим многие из пособников Петра в его церковных реформах оттолкнули от себя даже и тех незнатных, новых людей, какие бы могли им сочувствовать. Один из наиболее видных деятелей петровских реформ, Феодосий, падением своим не возбудил жалости, и тотчас начались отмены разных петровских постановлений, несогласных с преданиями старины.
В такую-то эпоху и стал на виду Дашков с его природным умом, волею и настойчивостью.
По поводу отобрания монастырских имуществ и назначения их в аренду служилым людям, он подал Государыне сильный протест, который, изложив свое мнение, заключает словами: «А мы о таких непорядках, по нашей верности Вашему Величеству, не донести не смеем. И умолчать, как от Бога, так и от Вашего Величества опасны, да не явимся безответны в день праведного суда Божия и да не приимем ленивого раба воздаяния».
Честолюбивому Дашкову хотелось быть первым в церковном управлении, и он, понятно, не мог ужиться с Феофаном Прокоповичем, который занимал первое место и был столь противоположен ему во взглядах.
Он собрал себе партию и выжидал удобного случая действовать. Как человек не последней фамилии, он был свой в высшем кругу, хорошо с Долгоруким и другими влиятельными людьми. И чрез них старался упрочить свое положение.
При Петре II, когда началась реакция в пользу старины, во многих приверженцах прежнего церковного строя возникли самые смелые предположения: мечтали ни более ни менее, как о восстановлении патриаршества.
Дашков, мечтая о патриаршем сане, видел в нем достижение заветной мечты: стать выше всех. И действовал происками, материальными средствами, задаривая сильных вельмож, чтоб они склоняли юного царя к восстановлению патриаршества и к избранию в Патриархи его, Дашкова.
Смерть Государя не дала осуществиться этим планам. Но Феофан припомнил и недоброжелательство к себе Дашкова, и желание Дашкова подняться выше его.
При императрице Анне Иоанновне, во время особенно благоприятное для разного рода интриг и доносов, Феофан решился погубить своего врага. Прежде всего он поселил в императрице личное неудовольствие против Дашкова и убедил ее в его нерасположении ко всему потомству ее отца, царя Иоанна Алексеевича. Затем он стал утверждать, что, сыпля подарками и производя непомерные расходы для достижения патриаршества, Георгий Дашков разорил свою Ростовскую епархию.
Императрица, по внушению Феофана, приказала Синоду вести это дело судебным порядком.
Вот этот любопытный указ: «Понеже известно Ее Императорскому Величеству учинилось, что Ростовский архиерей Георгий в Ростовской епархии чинил тамошним обывателям и монастырям разорение. Чего ради именным Своего Императорского Величества указом повелела: из Св. Синода в Ростовскую епархию послать указ, дабы той епархии духовного и мирского всякого звания люди объявляли без утайки, кому какие разорения тот Ростовский архиерей Георгий учинил – без всякого опасения и страха».
Тогда всплыли все бесчисленные истории поборов Георгия с монастырей и духовных лиц, буйств и грабежей слуг архиерейских, заключения без вины подчиненных в оковы, пока не откупятся, и так далее.
Интересно, что и на Ростовской кафедре Георгий хранил свою страсть к лошадям, и монастыри особенно жалуются, что у них забраны Георгием лошади и не возвращены.
Георгия лишили сана и сослали «под крепкое смотрение» в Спасо-Каменный монастырь (на Кубенском озере) Вологодской епархии.
Впоследствии обнаружили, что Георгию родные его шлют в заточение письма и помощь, что монастырское начальство обходится с ним почтительно, и бедный кандидат на патриарший престол был подвергнут строгому режиму.
Совершенно иное отношение к себе, а именно глубокое, умиленное уважение и вечно-благодарную память вызывает личность светлого борца за православие Феофилакта Лопатинского. Он тоже погиб, погиб не без участия Феофана, но причиною его погибели были не собственные его преступления, а истинно пастырская ревность, его борьба с протестантизмом, имевшим тогда при Дворе мощного защитника в лице всесильного фаворита Бирона.
Имя Феофилакта упомянуто было в истории хиротонии Феофана: он с другим ученым монахом (Гедеоном Вишневским, впоследствии архиепископом Смоленским) подал протест чрез Стефана Яворского против хиротонии Феофана, упрекая его в неправославии и требуя, или чтоб он торжественно пред хиротониею отрекся от тех взглядов, которые они приводили, или чтоб его мнения были внесены на рассмотрение вселенских Патриархов. По желанию Петра делу не было дано хода, но Феофан, никому ничего не прощавший, запомнил хорошо это происшествие.
Император Петр был строг к иностранцам, желавшим распространять свои учения в России: за совращение православных в иную веру была установлена смертная казнь. Не то стало при Бироне.
Архиепископ Тверской Феофилакт, знавший почившего Стефана Яворского, решился издать сочинение, написанное Стефаном для предохранения православных от протестантской пропаганды, именно Камень веры. Насколько благовременно было появление в печати этой знаменитой книги, как она жадно читалась, видно из того, что, изданная в первый раз в 1728 году, она уже в следующем, 1729 году появилась вторым изданием, а в 1730 году – третьим. Достоинства ее доказываются тоже тою ненавистью, которую вызвала она (как некогда ее автор) у протестантов. В Москве от имени Буддея было написано «Послание против Стефана Яворского к другу в Москве». Феофилакт написал «ответ на послание», защищая Камень веры.
Узнав, что Бирон и Феофан (который ненавидел Стефана, так как чрез него подан был пред его хиротонией протест Феофилакта
