ввел напряженную, как струна, Викторию внутрь собора. Остановились мы, только достигнув притвора. За нами в собор вошли остальные члены рода Романовых с боярыней Морозовой, а после них последовали и другие благородные гости. Так что вскоре все пространство внутри оказалось занято людьми.
Патриарху подали первую зажженную свечу, длинную и достаточно толстую, чтобы продержаться всю церемонию. Я вынул заготовленный платок, чтобы защитить руки от капающего воска, и после того, как отец Мефодий перекрестил меня, принял переданную его святейшеством свечу. После чего то же самое повторила и Виктория.
Отвернувшись от нас, патриарх начал зачитывать мирную ектению на церковнославянском языке. Мы с невестой крестились и кланялись в нужных местах, пока молитва не затихла. Вместе с нами отмеряли поклоны и осеняли себя и гости.
Воцарилась краткая тишина, во время которой я слышал, как трещат фитили свечей, расставленных по собору. В полном молчании Патриарх Московский и Всея Руси принял поданное блюдце с парой обручальных колец на нем.
Ювелирный дом, с которым я не так давно начал сотрудничество, расстарался, заготавливая украшения, которые, возможно, прославят мастеров в веках. Если эти кольца сложить вместе и повернуть под правильным углом, узор, выгравированный на тонких ободках, сложится в герб Романовых.
Обернувшись к нам, его святейшество начал с меня:
— Обручается раб Божий Дмитрий с рабою Божией Викторией, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь, — произнося слова, патриарх Мефодий осенял меня крестом, прикладывал кольцо к моему лбу, а после и точно так же ко лбу моей невесты. — Обручается раб Божий Дмитрий с рабою Божией Викторией, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Обручается раб Божий Дмитрий с рабою Божией Викторией, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
Закончив в третий раз, он повесил кольцо мне на первую фалангу безымянного пальца, чтобы его можно было легко снять.
Вновь возникла секундная пауза, и установилась полная тишина, в которой его святейшество поднял с блюдца украшение невесты.
— Обручается раба Божия Виктория с рабом Божиим Дмитрием, — провозгласил он, повторяя процедуру с кольцом Морозовой, — во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Так же повторив формулу трижды и оставив кольцо на первой фаланге безымянного пальца Виктории, его святейшество ловко, выдавая немалый опыт, ухватил украшения на наших пальцах и трижды обменял их местами.
Мы с Морозовой переглянулись, я услышал, как довольно хмыкает отец за моей спиной. При последнем обмене патриарх Мефодий смог надеть наши обручальные кольца до конца.
Заговорил стоящий рядом с нами настоятель Покровского собора:
— Господу помолимся, — воззвал он.
И тут же грянул хор:
— Господи, помилуй.
Патриарх Московский и Всея Руси повернулся в сторону алтаря и затянул новую молитву, прося благословения для нас с Викторией, как пары обрученных перед взором Бога. Осеняя себя крестом в положенных местах, мы продолжали держать свечи, с которых медленно стекал потекший воск.
Звук сильного голоса его святейшества растекался по собору, словно гигантский кокон, окутывая всех присутствующих. Но никакой магии в этом не было, одна только правильная акустика помещения. Однако людей пробирало, это заметно по выражению лиц и тому, как меняются взгляды во время молитвы.
Когда голос патриарха затих, он вновь подошел к нам и взял за правые руки. Легонько потянув за собой, его святейшество ведет нас в центр храма, где уже расстелена широкая полоса белой ткани.
Рядом уже приготовлены два золотых венца с иконами по центру лба. Для меня приготовлен Спаситель, для Виктории — Божья Матерь. Пока мы шли к полотну, хор распевал псалом, и пришедшие с нами негромко, но вторили ему:
— Блажени вси боящиися Господа.
— Слава тебе, Боже наш! Слава тебе! — отвечали ему гости.
Раскачивающееся в такт шагам его святейшества кадило отбивало ритм, задавая размеренный, успокаивающий темп.
— Ходящии в путех Его.
— Слава тебе, Боже наш! Слава тебе!
Прежде чем мы отдалились от входа в собор, я услышал, как народ, оставшийся на улице, подхватил и вторит припеву. Вся площадь, охваченная единым порывом, пела Песнь Восхождения.
— Труды плодов твоих снеси.
— Слава Тебе, Боже наш. Слава Тебе, — отвечали тысячи голосов, слившись в единый хор.
Никогда еще Красноярск, наверное, не видел настолько масштабного священнодействия. Даже меня пробирало до костей от накатывающих эмоций, а каково было обычным людям?
Горели свечи в наших с Викторией руках. Слушая продолжающийся псалом, я заметил, что моя невеста пребывает в состоянии легкого транса. Морозова будто ждала, что вот-вот в любой момент случится нечто, что помешает нам стать одной семьей перед людьми и Господом Богом.
На ней сегодня белое закрытое платье, расширяющееся книзу, украшенное белым мехом и бриллиантами. На голове боярышни возвышается широкий и высокий белый кокошник, уложенный белым золотом и бриллиантами по ободу. Спускающийся от него пенный шлейф фаты укрыл волосы, собранные в простую прическу. Вплетенные между прядями белые жемчужины похожи на искры звезд на темном небе.
Я коснулся рукой своей невесты. Ресницы Виктории вздрогнули, она бросила на меня вопросительный взгляд, но я лишь улыбнулся в ответ.
Вокруг собора развернута блокирующая дары сеть, от сотрудников Царской Службы Безопасности просто не протолкнуться. «Оракул» в режиме паранойи осматривает каждого пришедшего. Вздумай сейчас кто-нибудь напасть, его порвут на части раньше, чем у злодея получится начать действовать.
Здесь присутствует царь, а значит, и нет чрезмерных мер по обеспечению безопасности. Впрочем, сам Михаил II выглядит не менее сосредоточенным, чем боярышня Морозова, хотя губы моего биологического отца едва заметно нет-нет да подрагивают.
Наконец, отзвучал последний припев псалма, и патриарх остановился на середине храма. Обернувшись ко мне, его святейшество спросил:
— Имеешь ли ты, Дмитрий, намерение доброе и непринужденное и крепкую мысль взять себе в жену Викторию, которую здесь пред собою видишь?
Ответил я ему так же на современном языке:
— Имею, честной отче.
— Не давал ли обещания иной невесте? — уточнил патриарх.
— Не давал, честной отче.
Его святейшество тут же повернулся к Морозовой:
— Имеешь ли ты, Виктория, намерение доброе и непринужденное и твердую мысль взять себе в мужья Дмитрия, которого здесь пред собою видишь? — спросил он.
Боярышня ответила едва ли не раньше, чем патриарх закончил говорить.
— Имею, честной отче.
— Не давала ли обещания иному мужу?
— Не давала, честной отче, — чуть приподняв подбородок, твердо произнесла моя невеста.
И вновь настоятель Покровского собора воззвал:
— Благослови, отче!
—
