Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
утащило ее в прошлое. Белл увидела мать, идущую впереди. Солнце заливало ее фигуру. Мать направлялась к тому же просвету среди кустов. Белл отчаянно захотелось положить руку на материнское плечо и окликнуть. Быть может, все пошло бы по-другому, если бы ей это удалось?
Ощущение пропало.
Оливер ушел вперед, освобождая путь от ползучих и прочих растений.
– А здесь действительно есть проход! – возбужденно сообщил он.
Белл пошла следом. Она почти не чувствовала колючек, царапавших ей руки и ноги. Хлопанье крыльев указывало на порхающих птиц. У Белл возникло ощущение, что они совсем не напрасно забрели в эту часть сада.
Проход вывел их на широкое пространство. Они попытались его обогнуть, но натыкались на заросли тропических растений – кустов и множества деревьев. Оливер указал на развесистую акацию, мраморный ствол которой тянулся вверх, изгибаясь в разные стороны, пока не достиг мощной кроны, дававшей тень.
– А это что? – Белл указала на дерево высотой футов тридцать.
Его крона была еще шире – футов сорок.
– Оно называется Гордость Бирмы. Это орхидейное дерево.
Белл кивнула и продолжила рассматривать запущенный сад, отмахиваясь от жужжащих насекомых, что лезли ей в волосы и глаза. Ствол другого дерева обвивал плющ с пучками красных цветков. В поисках солнечного света они тянулись до самой кроны. Чуть дальше проглядывали почерневшие развалины какой-то постройки.
– Должно быть, это и есть летний домик, – сказала Белл. – Сгорел во время пожара. Как жаль!
Переведя взгляд в сторону, она удивленно вскрикнула, увидев дерево с гигантским стволом.
– Тамаринд, – произнес Оливер.
Белл смотрела на сочную зеленую листву. Высота тамаринда была не менее восьмидесяти футов. Ствол разделялся на три, что делало крону необычайно широкой. Сколько тени давал тамаринд младенцу, лежащему в коляске!
– Вы хорошо себя чувствуете? – спросил Оливер, заметив, что она притихла.
Белл кивнула и побрела к развалинам сгоревшего летнего домика. Оливер пошел с ней и стал обрывать ветви ползучих растений.
– Вы там ничего не найдете, – сказала она.
– Может, и не найду, – согласился он, но продолжил работу, время от времени вытирая пот со лба.
– Я вам помогу.
Оливер закатал рукава. Вид его загорелых мускулистых рук вызвал у нее улыбку. Как же давно она не испытывала удовольствия, находясь рядом с мужчиной. Белл чувствовала, что присутствие Оливера придает ей уверенности. Окажись она здесь одна, все это подействовало бы на нее гораздо хуже. В их первую встречу Оливер показался ей просто веселым и беззаботным человеком. Сейчас она понимала: в нем есть и другие стороны характера, и ей они нравились.
Городской шум почти не долетал до этого уединенного места. Только птичий щебет сопровождал работу Оливера, неутомимо освобождавшего развалины летнего домика от ползучих растений. Белл погрузилась в полудремотное состояние, забыв свое обещание помогать. Она следила за желтокрылыми бабочками, порхающими над кустами в задней части сада. Там из зелени проступали остатки ворот. В этот момент Оливер окликнул ее.
Она подбежала к нему и увидела у него в руках закопченную металлическую коробку.
– Выкопал под остатками половиц, – сообщил Оливер, подавая ей коробку.
Белл попыталась открыть крышку, но та не поддавалась.
– Попробуйте перочинным ножом, – предложил Оливер. – Может, он сгодится.
– Вы никак запаслись на все случаи?
– Профессия у меня такая, – ответил он, широко улыбаясь.
Белл взяла нож и постепенно сумела открыть крышку. Первым, что она увидела внутри, был пожелтевший снимок ее родителей. Фотограф запечатлел их держащимися за руки, со счастливыми улыбками на лицах.
Белл обдало жаркой волной негодования вперемешку с тоской, которую она всегда старалась тщательно скрывать. Она не любила мать и прочно убедила себя в этом. Белл не задевало, что и мать ее не любит. Но она годами жила с ложным убеждением.
Думая о Диане, она смотрела на слегка склоненные ветви тамаринда и прикрывала глаза от излишне ярких лучиков солнца, проникающих сквозь листву. От солнечного света и громкого жужжания насекомых ей вдруг сделалось не по себе, и она протянула Оливеру руку.
Он взял ее руку и задержал в своей. Сейчас она отчетливо понимала одно: что бы ни случилось в этом саду, под этим тамариндом, произошедшее изменило мать, а затем невольно изменило и отца. Белл подумалось о том, какой мать была до трагедии, сокрушившей ей жизнь и разум. Девушка обхватила себя за плечи, чувствуя боль тех далеких событий. Как бы она ни убеждала себя, что ее это не касается, как бы ей ни хотелось, чтобы это действительно ее не касалось, история жизни родителей была и ее историей.
Глава 17
Диана, Челтнем, 1921 год
Чем дольше я нахожусь словно бы не в себе, тем тяжелее это сказывается на Дугласе. Как и раньше, от него пахнет все тем же одеколоном «Веллингтон» от Трампера. Этот аромат – смесь куркумы, апельсина и нероли – я узнаю где угодно. Мы с мужем практически перестали разговаривать. Только спорим, и мне не победить его логический ум. Это меня глубоко ранит. Чем больше я думаю об этом, тем сильнее путаются мысли в голове. Желая прекратить их поток, я спускаюсь вниз и смотрю на сад из гостиной с высокими окнами. Послеполуденный холод обжигает меня, зато вид птиц, чистящих перышки в поилке на террасе, действует успокаивающе. Их чириканье поднимает настроение, и во мне начинает теплиться робкая надежда. Надежда. Сколько удивительного в этом маленьком слове!
Быть может, все изменится. Быть может, я точно вспомню, что́ тогда произошло в Золотой Долине. А если вспомню, может, случившееся окажется не настолько ужасным.
Солнце сегодня неяркое. Оно едва пробивается сквозь серое облачное небо. Как странно, что в этот холодный день, накануне ожидаемого по прогнозу снегопада, я думаю о ярком солнце, светившем в тот день с небес Рангуна. Огромное, круглое, невероятно жаркое. Оно и сейчас слепит мне глаза. Я закрываю их, но его свет остается у меня под веками.
Что касается Дугласа… Всплески его любви ко мне сменяются равнодушием. Разумеется, он это прячет, но я вижу глубже его беспокойных улыбок и отрывистых слов. Я проникаю в глубину его души, туда, где он прячет горе. Он тоже опустошен. Изрешечен. Но я помню, как его губы касались моих, помню нежность в его глазах. Помню мгновения нашей близости, пока мы не сливались воедино.
Я твержу себе, что хочу вспомнить случившееся. Я действительно хочу, но при каждой попытке обруч боли сдавливает мне голову и разум утрачивает ясность. Все врачи говорят одно и то же. Каким бы ни было случившееся в Бирме, я
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
