ни в длину. Сверху надевались туфли, которые каждые две недели заменялись на новые – меньшего размера. И так на протяжении минимум двух лет. Ну а потом до конца жизни женщина просто бинтовала то, что осталось от её ступни. А то, что женщинам было больно, что ноги женщин неприятно пахли, что многие женщины не могли самостоятельно двигаться, или ещё хуже, иногда дело заканчивалось полным переломом костей ступни, из-за нарушения кровообращения велика была угроза гангрены, никого не интересовало.
По примерным оценкам, за столетия существования этой традиции «счастливыми» обладательницами «лотосовых ножек» стали почти миллиард женщин. Только на протяжении XIX века «лотосовые ножки» были у всех без исключения представительниц китайской элиты и у половины женщин из средних и низших слоев общества.
При всём уважении к «старому Китаю», обычай с «лотосовыми ножками» мне кажется диким, безумным, бесчеловечным, и не только не красивым, но крайне уродливым.
Но мало ли такого в этом мире, что я не понимаю и не принимаю. Остаётся считать, что дело не в мире, а во мне самом.
Валентин Распутин, «Живи и помни»:… не только там и тогда
…там и тогда
Мне уже приходилось писать, что художественный текст может говорить не только о том, что происходило там и тогда, но и о том, что могло происходить не только там и не только тогда. Но не будем торопиться.
Не исключаю, что повесть русского писателя В. Распутина «Живи и помни»[71] оставит равнодушным молодого читателя, тем более, если он не жил в СССР.
Советского Союза больше нет, всё меньше людей, которые помнят Большую Войну, которую в той стране назвали Отечественной. Что говорить о русской глухомани, для многих моих соотечественников чужеродной и непонятной.
Мой опыт жизни несколько иной.
Большую часть жизни прожил в Советском Союзе, русский язык стал для меня родным. В русской глухомани не жил, но всё русское, литература, нравы, состояние души, даже её потёмки, не является для меня чем-то чужеродным и непонятным.
Вместе с тем, не стал бы писать о повести В. Распутина, если бы не оказалось, что подобное может случиться и у нас в Азербайджане.
Но обо всём по порядку.
…Настёна
О чём рассказывает повесть В. Распутина.
Русская глухомань. Сибирское село. Обычная жизнь.
Мужчина и женщина. Муж и жена.
Всё однообразно и буднично.
Только женщина отличается от остальных. Отличается не явно, подспудно, сама не подозревает, что отличается. Что душа её более восприимчива, более трепетна. Не зачерствела, не успела зачерстветь.
Сам писатель ничего не акцентирует. Открытые страсти не в его стиле. Предпочитает не досказать, чем пересказать. Пожалуй, только имя, Настёна, выдаёт его нежность.
Вышла замуж Настёна, как и все, не по любви. Надоело жить у тётки в работницах, предложили замуж в чужую деревню, без лишних раздумий согласилась. Выбирай, не выбирай, какая разница.
В новой семье так и осталась в работницах, только спрос с неё стал построже.
Прожила Настёна четыре года в замужестве, но так и не забеременела.
Может быть, не забеременела, потому что чувств «особых» не было. Но ведь и у других не было «особых чувств», но рожали без этих «особых чувств».
Может быть, Настёна была не такой как все, в этом разгадка. На что-то «особое» всё ещё надеялась. С детства слышала, что полая, без ребятишек, баба, уже не баба. Значит и причина в ней, в Настёне, в бабе. В том, что не такая как все, в том, что не баба вовсе.
Лишь однажды, когда муж, в очередной раз, попрекая жену, сказал что-то совсем невыносимое, Настёна с обиды ответила: неизвестно ещё в ком причина, в нём или в ней, других мужиков она не пробовала. Муж избил её до полусмерти.
…жизнь, в которой появился смысл
Потом пришла Большая Война. Как и все мужчины его возраста, муж ушёл на фронт.
Писал ей с фронта регулярно, писал и из госпиталя, куда попал по ранению. Писал, что может, и в отпуск приедет, как окончательно встанет на ноги. Потом не стало писем и вестей никаких. Только однажды зашли в избу председатель сельсовета и милиционер, просили показать переписку. «Больше ничего?», «Нет… А че такое с им?», «Вот мы и хотим выяснить».
Не знала Настёна, что с мужем. Откуда ей было знать.
Когда в семейной бане исчез топор, Настёна сразу подумала, он, муж. Почему так решила, сама не знает. Оставила хлеб, кто-то забрал. Не осталось у Настёны сомнения. Он. Затопила баню, дождалась того, кого ждала. Кто вернулся для неё одной, не для других же.
Сомнений у неё не было. Муж и есть муж, а она его жена. Для других он дезертир, не для неё. Если придётся, будет лгать, если придётся, будет красть, но мужа не выдаст. Должна нести свой крест. Будет его нести, чего бы ей это не стоило.
Только и сказала мужу: «Мы с тобой сходились на совместную жизнь. Когда всё хорошо, легко быть вместе, когда плохо – вот для чего люди сходятся».
Но случилось то, что должно было стать счастьем, а обернулось бедой.
Забеременела Настёна.
Ожило в ней то, что долго оставалось под спудом. Да и муж, дезертир, не дезертир, не был он военным человеком, домой тянуло, не смог противостоять такому искушению. Да и здесь, в этой безлюдной жизни, где одна Настёна заменила всех людей, стал он совсем другим человеком. Разговаривать стал с Настёной, делиться, советоваться, жаловаться. Раньше не было этого. Да и не могло быть в той жизни, до войны.
Ожила Настёна, появился в ней задор и кураж, жизнь стала со смыслом. Не пугало и то, что с сельчанами приходилось притворяться, чужими они все стали, все, кроме мужа.
…горе, которое приходит на смену радости
Но ребёнок это нечто совсем другое, не спрячешь. Притворяйся, не притворяйся, приходиться отвечать. Чужие, не чужие, как посмотреть в глаза тем женщинам, что получают похоронки на погибших мужей. Как объяснить всем вокруг, откуда у неё взялся ребёнок, и именно сейчас, когда у всех горе.
Задор не мог продолжаться вечно. Сомнения рано или поздно должны были поселиться в ней. Особенно тогда, когда чувствовалось окончание войны, и когда, наконец, пришла победа. На деревенском празднике по поводу победы она вдруг подумала о муже с неожиданной злостью:
«Из-за него, из-за него, она не может, как все вокруг, порадоваться победе, не может разделить со всеми эту радость… ведь могло бы всё сложиться иначе, возвратился
