Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
среди них было икон, нет. Просмотр инвентарных книг свидетельствует, что иконы исчислялись сотнями, но их оказалось значительно меньше, чем в московском отделении.
По точному определению Грабаря, Государственный музейный фонд был «обширным резервуаром для непрерывного пополнения старых музеев и организации новых». Выдачи произведений искусства из ГМФ в советские центральные и провинциальные музеи происходили на всем протяжении 1920‐х годов, но вплоть до принятия решения о ликвидации ГМФ в 1927 году они не имели массового характера. Наряду с выдачами в музеи задолго до массового экспорта произведений искусства началась и продажа. Этим занимались как собственный антикварный магазин Главнауки Наркомпроса на ул. Герцена, 17, так и аукционные залы, например «Прага» на Арбатской площади, и частные антикварные магазины. В 1920‐е годы практиковалась и оплата работы сотрудников хранилищ ГМФ его художественными ценностями, главным образом изделиями из драгоценных металлов. Их легче было продать на рынке. Газеты «Рабочая Москва» и «Рабочая газета» в 1928 году даже обвинили Главнауку «в спекуляции» и «распродаже дворцов». В течение 1924 и 1925 годов из Центрального хранилища ГМФ было выдано на продажу 5037 «отдельных номеров вещей и 9 ящиков с серебром». Деньги от продажи поступали на счет хранилища. Аналогичная практика существовала и в Ленинграде.
В хранилищах ГМФ рано появились и иностранные покупатели. Так, Карл Крюгер из берлинской фирмы «Рудольф Лепке», которая с началом массового художественного экспорта будет проводить первые аукционные распродажи художественных ценностей из Советского Союза, побывал в хранилищах ГМФ уже в ноябре 1925 года. Разрешение на осмотр ему выдал Музейный отдел Главнауки. В июле 1925 года Главнаука «предложила» допустить «к осмотру ГМФ и фондовых запасов музеев» антиквара Леонарда Партриджа. В феврале 1927 года та же Главнаука «предложила» Центральному хранилищу ГМФ «допустить к осмотру всего фонда» представителей «Доротеум», одного из старейших аукционных домов Европы. В декабре 1927 года с теми же целями приходили представители «английской фирмы Нормана Виса». Речь идет о лондонском антикваре Нормане Вейсе. Среди покупок Вейса – имущество дворца княгини Ольги Палей, жены великого князя Павла Александровича. Однако иностранцев интересовали не иконы, а западноевропейское изобразительное и декоративное искусство, а также мебель.
История Центрального хранилища ГМФ в Москве свидетельствует, что вплоть до лета 1927 года выдача икон имела фрагментарный характер. За редким исключением все выданные иконы попали в провинциальные и столичные музеи, наиболее крупные партии были переданы в Музей собора Василия Блаженного и Оружейную палату. Затем ситуация изменилась, и события приняли драматичный характер. Видимо, весной 1927 года было принято решение о ликвидации московского отделения ГМФ. В тот момент предполагалось, что хранившиеся в нем произведения искусства будут поделены на две группы. Все ценное будет передано в музеи, а вещи немузейного значения отправятся в Госфонд, откуда впоследствии по мере надобности их будут выдавать на продажу. Следует сказать, что термин «немузейный» не являлся синонимом слов «фальшивый» или «поддельный». Среди икон, попавших в категорию немузейных, оказалось немало ценных икон, которые Анисимов позже забрал в ГИМ. Ликвидация ГМФ должна была проходить планомерно и спокойно.
В соответствии с этим планом в июне 1927 года Е. И. Силин, в то время заведующий Музеем собора Василия Блаженного (с 1923 года филиал ГИМ), был командирован Главнаукой в Центральное хранилище ГМФ «для предварительного распределения иконного фонда между центральными и провинциальными музеями, а также для выделения части икон в Госфонд». Показательно, что об отборе икон специально на экспорт пока не было сказано ни слова. По начальному замыслу ликвидация Государственного музейного фонда должна была послужить не индустриализации, а музейному строительству в СССР. Видимо, результатом командировки Силина в ГМФ стал акт выдачи № 762, по которому Исторический музей получил 29 июля 1927 года большую партию – 172 иконы.
Планомерная ликвидация Государственного музейного фонда практически сразу же была сорвана. По решению Совнаркома бывший дом Зубалова, где в Центральном хранилище ГМФ находилось несколько тысяч икон, в срочном порядке решили передать Остехбюро Научно-технического управления ВСНХ, занимавшемуся военными разработками. Попытки выселить ГМФ из особняка Зубалова предпринимались и раньше, но на этот раз они увенчались успехом. Сотрудникам Центрального хранилища дали две недели на то, чтобы вывезти коллекцию, которая собиралась более десяти лет и на тот момент насчитывала порядка 80 тысяч предметов. Штат Центрального хранилища состоял всего из 19 научных сотрудников и 17–18 человек технического и рабочего персонала.
Приказ освободить здание пришел в самом начале работ по ликвидации ГМФ, и теперь, вместо того чтобы заниматься распределением коллекций по музеям, его сотрудникам пришлось в авральном порядке перевозить вещи в новые места хранения. Керамику, согласно транспортной смете, должны были отвезти в Музей фарфора; нумизматику, ткани и ковры – в Исторический музей; книги, рукописи, графику – в Государственный музей изобразительных искусств; архитектурный материал – в Третьяковскую галерею. Иконы в июне 1927 года отправились на хранение в Успенскую церковь Новодевичьего монастыря. Сохранилась смета расходов на перевозку икон: 40 возов по 10 рублей за воз. Было перевезено 3388 икон. Какие именно иконы были учтены и как считали предметы, неясно. Смета датирована 21 июня 1927 года, значит, прошла лишь неделя с того момента, как Силин приступил к распределению икон.
Заведующий Центральным хранилищем ГМФ П. С. Воскресенский в докладной записке в Главнауку живописал хаос переселения: тесное помещение Успенской церкви в спешке загружали безо всякой системы, иконы втискивали «в каждое свободное место, в некоторые дни за поздним временем даже при полной темноте лишь с одними свечами». По его словам, «приходилось загружать не только помещение самой церкви и сарай, но и все входы и лестницы, общие как для живущих еще при церкви посторонних лиц, так и для посетителей музея Новодевичьего монастыря». К тому же в Успенской церкви в то время шел ремонт и оборудование стеллажами. Учета икон ни при упаковке, ни при вывозе, ни при приемке не было, как не было и обычных в таких случаях проверок и оформления выдач. Вознесенский отметил и «злостные оставления наемными возчиками вещей на подводах», и «попытки взломов наполненных шкапов». «Теперь, – обескураженно заключал он, – не знают, что там находится и в какой сохранности».
Только осенью 1927 года стало возможно возобновить порученную еще в начале лета Силину работу по распределению икон ГМФ. Решение о том, какие иконы имеют музейное значение, а какие должны отправиться в Госфонд, принимала комиссия Музейного отдела Главнауки, состоявшая из известных историков искусства, реставраторов и искусствоведов. Ее первое заседание состоялось 16 ноября 1927 года. Комиссия работала практически каждый день до 14 декабря, с недельным перерывом
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
