что Борисом Аристарховичем двигало не дурацкое любопытство. Думаю, он хотел меня прощупать. Я ведь относительно успокоилась, а это означало, что со мной теперь можно нормально поговорить, не опасаясь взрыва неконтролируемых истерик и рыданий.
Глава 12
— Мне нечего рассказать, — я скрестила руки на груди. — Занимаюсь подготовкой к защите. Немного даже волнуюсь, хотя была уверена, что вообще ничего не смогу больше испытывать.
— Это юношеское, — произнес Бабай и снова затянулся. Медленно и так же медленно выпустил дым. — Думать, что всё кончено и ничего никогда не стабилизируется. Время всё сжирает.
— Всё? — недоверчиво переспросила я.
— Абсолютно, — Борис Аристархович, не моргая, продолжал смотреть мне прямо в глаза. — Оно искажает воспоминания. Приукрашает. Смягчает. Забирает и боль, и радость. Всё. Так что не нужно этой категоричности.
— Я просто говорю о том, что чувствую, — я вжала пальцы в кожу плеч.
Бабай лишь едва заметно кивнул то ли соглашаясь с моими словами, то ли просто принимая их. Не знаю. Снова затянулся.
Пусть мы и были малознакомы, но в присутствии этого мужчины я ощущала себя спокойно. Отсутствовало всякое напряжение или страх. Возможно, это связано с тем, что сам по себе Борис Аристархович спокойный и даже чуточку отстраненный. Он не давил. Не запугивал. Не требовал. Я тут же вспомнила о том, что для него моя персона не представляет никакой ценности. Пожалуй, Вал был прав, быть никому не нужной в данной ситуации — лучшее, что со мной могло случиться.
— Сколько тебе? — спросил Бабай, стряхнув пепел в небольшую стеклянную пепельницу, стоявшую на столике.
— Двадцать один, — тихо ответила я.
Он снова кивнул, принимая новую информацию. Затем зажав сигарету губами, подался чуть вперед и произнес:
— Дай руку.
— Зачем? — спросила я, а рука уже в это время сама по себе потянулась к Бабаю.
Он ее крепко сжал в своих крупных ладонях. Они по-прежнему напоминали мне камень, нагретый солнцем.
Чуть сведя брови, Борис Аристархович выпустил из уголка рта дым и внимательно посмотрел на мою руку. Провел большим пальцем прозрачную линию вдоль запястья. Чуть нажал на ладонь.
— Умеете гадать по руке? — это должно было стать шуткой, но получилось как-то горько и совсем не смешно.
— Сожми, — игнорируя мой абсолютно дурацкий вопрос, приказал Бабай и опустил свой большой палец по центру моей доверчиво раскрытой ладони.
Не знаю, зачем ему это было нужно, но я сжала. Сжала так крепко как смогла. Не уверена, что хватка получилась сильной. Я никогда не отличалась завидной физической формой.
Бабай снова лишь кивнул. Я разжала ладонь, а он опять принял расслабленную позицию, откинувшись на спинку стула и перехватив тлеющую сигарету двумя пальцами.
— Хорошая хватка, — отметил Борис Аристархович.
— Разве она что-то значит? — я взяла бутылку и сделала несколько глотков воды.
— Хотя бы то, что ты не спешишь выглядеть ущербной и беспомощной, — Бабай сказал это с такой уверенностью, будто знал меня лучше, чем я. — У тебя есть порода. И стержень тоже присутствует.
Слова Бориса Аристарховича не звучали, как комплименты. Он не преследовал цели угодить мне или польстить. Просто констатировал факт, который лично мне не казался очевидным.
— Порода? Стержень? — мои губы искривила горькая усмешка.
Бабай кивнул и потушил окурок, выпустив последнюю струю дыма в черное и, как мне показалось, неподвижное небо.
— Я когда была маленькая, очень боялась темноты, — призналась я, посчитав, что это уместная тема для разговора, ведь Борис Аристархович попросил рассказать что угодно.
— Тьма — это просто отсутствие света, — Бабай расслабленно закинул ногу на ногу. — Она, как минимум, не раздражает.
— Когда я была ребенком, то не знала этого. Думала, что в темноте живут монстры, — я провела кончиком пальцев вдоль стеклянной немного запотевшей бутылки с водой.
— Она пустая, — Борис Аристархович посмотрел на мой палец, чертивший узор на стекле. — Темнота. И просторная.
— А вы любите темноту, — утверждающим тоном произнесла я и отняла палец от бутылки.
— Люблю, — кивнул Бабай. — Научился любить, — немного помолчав, добавил он.
— А очки? Я сначала подумала, что вы просто прячете взгляд, но это не так. Правда?
— Правда. Если любишь темноту, но яркий свет по определению не может быть твоим другом, — Борис Аристархович опустил одну руку на колено, продолжая внимательно рассматривать меня.
Я только сейчас поймала себя на мысли, что мой взгляд уже привык к полутьме. Ощущение спокойствия и расслабленности в компании этого мужчины продолжало медленно возрастать. Такое чувство, словно Бабай с помощью зрительного контакта вкладывал мне в голову умиротворение и разгонял сгустившийся страх.
— По поводу вашего предложения, — осторожно начала я и заправила пряди светлых волос за уши. — Я пока еще не могу дать ответ.
— Я сейчас его и не требовал. Утряси всё, что касается окончания учебы. Потом уже посмотрим. Ты не отсвечиваешь и не нервируешь меня. Моему комфорту не мешаешь, — Борис Аристархович потянулся за еще одной сигаретой. — Но выпутываться из всего этого дерьма должна быстро.
— Да, я помню. Если ударят, то нужно быстро подниматься, — вспомнила я слова Бабая.
— Именно, — кивнул он и подкурил. — Заполни голову новыми впечатлениями. Сексом, к примеру.
Я взглянула на свое обручальное кольцо, что всё еще было надето на безымянный палец. Отголосок моей разрушенной жизни.
— Что угодно, — продолжил Бабай. — Людям нужно общение, компания. Найди себе кого-нибудь. Парня. Девушку. Неважно.
— Вы говорите это так, будто вам компания не нужна.
— Не нужна, — подтвердил Борис Аристархович.
— Тогда, возможно, и я научусь быть сама по себе?
— Ты пусть и с породой и неплохими задатками. Но еще слишком молодая. Пока что тяжко будет одной. Да и не надо тебе это, — Бабай стряхнул пепел и посмотрел куда-то вдаль. Туда, где ночная полутьма закрывала собой любые контуры деревьев и домов. Но казалось, что Борис Аристархович отлично ориентируется в ней.
Мы замолчали. Я вдруг снова вспоминала Дину и ее абсолютно уверенное заявление, что она женщина Бориса. Теперь, когда я немножко пообщалась с этим мужчиной, то поняла всю масштабность неуместной самонадеянности Дины. Такие люди, как Борис Аристархович, попросту не могут кому-то принадлежать. У него есть своя философия относительно этой темы. И, думаю, Дина всё прекрасно понимает, оттого яростней пытается убедить окружающих в обратном.
Мысль об этой женщине плавно сменилась мыслями о Прокуроре. В груди тут же зашевелилось едкое чувство ненависти и жажды мести.
— Месть — это хорошо или плохо? — вдруг спросила я и внимательно посмотрела на Бабая.
— Это ни то, ни другое, — равнодушно ответил он и повернул голову в мою сторону.
— А нужно ли ей поддаваться?
— Только
