рукой. — Очень редко такой большой временной кусок выпадает из памяти, обычно недели или месяцы.
— Я думал, что такое только в кино бывает, — прикладываюсь лбом к холодной стене.
От новости меня бросило в жар.
— Я тоже… С завтрашнего дня с ней проведут все необходимые тесты, будут работать психологи и психиатры. Если понадобится, назначат лекарства. Миша подключит лучших специалистов. Она вспомнит, Алекс, обязательно… — легко касается моего плеча. — Я буду рядом, пока она проходит терапию.
— Спасибо! — прислоняюсь к стене и откидываю голову, несколько раз несильно ей стучу. — А дети?
— Лёльку привезу сюда, а у Арса ещё неделя до каникул, хотя родители Антона его вряд ли отпустят, но я попробую их убедить. Думаю, ей будет полезно пообщаться с племянниками.
В палату заходит медсестра и делает Сэл укол.
Я перехватываю её на выходе.
— Что это?
— Успокоительное, — смотрит на мою руку, которой я сжимаю ей локоть. — Доктор Гранд назначил. Не верите — спросите у него.
— Она и так неделю спала, этого мало?
— У неё ретроградная амнезия, каждая информация — сильный стресс.
— Сказали же, что это временно.
— По-всякому бывает… — пожимает она плечами и дергает рукой. — Мне нужно идти работать.
Я отпускаю. Захожу в палату.
— Алекс, она спит. Да и не нужно тебе пока к ней приходить, — Стася пытается убедить меня уйти. — Я так думаю… — запинается, увидев мой грозный взгляд. — Не смотри на меня так! Ты бы хотел увидеть постороннего человека рядом с собой?
— Я их постоянно вижу.
— Но они не представляются твоими парнями.
— Я на минуту, — закрываю дверь изнутри.
Сэл спокойно спит. Бледности на лице больше нет. Наоборот, на щеках проступает слабый румянец.
Я подхожу и нежно глажу её по руке.
— Даже если ты меня не вспомнишь, я завоюю тебя снова, — обещаю скорее сам себе.
Прикасаюсь её губ лёгким поцелуем и выхожу из палаты.
***
— Алекс, уже всё остыло, — выводит меня из ступора Стася.
Я ковыряюсь вилкой в тарелке с ужином, глядя в стену напротив.
— Извини, я не голоден, — отодвигаю еду.
— Так нельзя! У тебя должны быть силы и крепкие нервы, чтобы всё это выдержать. И спать нужно. Думаешь, я не знаю, что ты по ночам интернет мониторишь? Что ты там ищешь?
— Информацию… Сначала о травмах, отёках мозга. Теперь об амнезии.
— И что она тебе даст?
— Я хочу знать, как быстрее вернуть ей память!
— Время само это сделает, — поднимается из-за стола и забирает тарелки.
— Иногда шоковые ситуации ускоряют процесс. Я звонил жене Ника. Она психотерапевт. Алиса как врач против, конечно, такого, но говорит, что подобная терапия часто помогает. А ещё сказала, что амнезия сейчас неплохо лечится гипнозом.
— Даже не вздумай придумать что-нибудь, чтобы это сделать! — грозит мне. — Для неё сейчас всё будет шок. Я не представляю, как мне ей про родителей рассказать, а ты соображаешь, сидишь. У неё треть жизни выпала из сознания. Последнее, что помнит — майские каникулы с Роном. Она на меня посмотрела, как на чужую, пока не поняла, кто я. Мишку вообще не узнала.
— Меня она всё равно должна помнить.
— Да, только тогда у вас ничего не было, — напоминает мне. — Ты был просто настойчивым поклонником. Наберись терпения! Оно тебе понадобится. Не нужно её пугать своей прямолинейностью и напором. Нагнуть её не получится, ты же знаешь.
— Знаю, — тру рукой лоб. — А как же её работа? У неё там контракт какой-то в Нью-Йорке, открытие магазинов, компания, в конце концов.
— Мишка займётся этим. В фирме уже и так всё подготовлено к её отъезду, есть временный управляющий. Всё равно до выздоровления она не сможет вернуться к ней.
— Надеюсь, это случится скоро.
— Я тоже…
Стася.
— Доброе утро! — улыбаюсь, как можно шире, входя в палату Аньки.
— Привет! — смотрит в мою сторону и тоже улыбается.
— Как у тебя дела? — достаю из сумки три апельсина и кладу на столик рядом с её кроватью. — В Британии принято виноград больным приносить, но я по привычке. По-нашему…
— Нормально. Спасибо! Кстати, почему я в Лондоне? Я переехала к Рону?
— Не совсем… Ты переехала по работе…
Она удивлённо вскидывает бровь.
— Ты подписала контракт с музыкальным лэйблом.
— Я певица?
— Да. И не только… Ещё ты известная актриса, модель, блогер, продюсер и бизнес леди.
— Врешь? — прищуривается недоверчиво.
— Чистая правда. Как врачи разрешат тебе пользоваться телефоном или планшетом, сама увидишь.
— Ещё скажи, что у меня Оскар, — смеётся.
— Два.
— Охренеть! — закатывает глаза. — Кстати, почему Гроу здесь?
— Он… твой парень, — выпаливаю я.
Анька от удивления открывает рот.
— Мой? Шутишь? Он же озабоченный, похотливый шизик! Я не могла связаться с таким.
— Это был твой выбор. Ты сама сделала первый шаг.
— Вы меня проверяли у психиатра? В здравом уме и светлой памяти я бы такое не сотворила.
— Алекс хороший. Ты это поймёшь. Со временем…
— Я даже не собираюсь этого делать! — возмущается.
— Тебе придется. Он почти родственник.
— Если я сдуру приняла его предложение, то забудь! Это ещё не родственник.
— Он крестный моей дочери Оли.
Анькино лицо становится каменным.
— Похоже, я действительно долго спала. Сколько ей и кто отец?
— Ей только-только исполнилось шесть. Отец — Антон.
— Звезда в шоке. Надеюсь, я так могу говорить?!
— Ещё у нас сын. Ему восемь.
— Стаська, ты рехнулась?! Как родители позволили тебе родить в семнадцать? — возмущённо.
— У него другая мать. Ань, ты только не нервничай. Ладно? — присаживаюсь на её кровать.
— После этих слов в кино всегда дерьмо случается, — бурчит она.
Беру в свои её руки. Холодные…
— Мамы и папы больше нет… Они погибли десять лет назад в аварии. Чуть больше недели назад была годовщина.
Анька бледнеет, а в глазах появляются слёзы.
— Нет! Ты врёшь? — надломленным голосом.
Это больно… И шокирующе…
Я отрицательно качаю головой. Мои глаза тоже начинают застилать слёзы. Я обнимаю сестрёнку и прижимаю к себе.
Мы ревём очень долго.
Не хотела бы быть на месте Аньки. Пережить такое дважды — это кошмар.
Я отлично помню, как она, вот так же в больнице, рассказывала мне о смерти родителей. И как всё внутри разрывалось от противоречий.
Боль не проходит, она притупляется. Я до сих пор по ночам вижу ужасные сны о том дне. В памяти всплывают обрывки. Каждый раз просыпаюсь в холодном поту.
Так и не научилась водить машину, боюсь до дрожи садиться за руль. Не разрешаю Антону пить, если предстоит куда-то ехать или езжу только с водителем.
Тело напоминает болью о пережитом. Иногда очень сильной, такой, что дышать тяжело.
Но
