— развод. Я прошу тебя отложить…
— Зачем? Я не вижу ни одной причины что-то откладывать.
— Но при беременности не разводят…
— Не говори ерунды. Ты беременна не от меня, поэтому твоя беременность никакого отношения к нашему с тобой разводу не имеет. Наоборот, это — весомый аргумент его ускорить. И попробуй только завтра заикнуться о ребёнке! — муж снова повышает голос. — Иначе мы всё равно завтра разведёмся. Но ты потом очень сильно пожалеешь!
Он опять мне угрожает…
— Влад, но ведь он может быть твоим! — едва сдерживаю слёзы.
— Прекрасно. Принеси мне результаты отрицательного теста своего любовника, и тогда я сделаю тест. Только так и никак иначе, — он встаёт, кладёт на стол несколько купюр. — И мой тебе совет: если твой любовничек слиняет, а что-то мне подсказывает, что ты без моих денег окажешься ему неинтересна, избавься от этого ребёнка. Не порть себе карьеру и репутацию. Ты — красивая женщина, всегда думал, что умная… Надеюсь завтра на твоё благоразумие.
Я догадываюсь, почему он столь категоричен: торопится развестись и жениться на своей любовнице, пока у неё живот не вырос до необъятных размеров. А ребёнок от меня ему больше не нужен.
Глава 10
Влад уходит, а я ещё некоторое время сижу, не в силах пошевелиться.
“Избавься от этого ребёнка”…
Он и вправду это сказал? И сразу после этого направился к выходу.
Я не кричу ему в спину всё, что думаю о нём. Хотя очень хочется. Язык чешется! У меня накопилось много слов и ещё больше эмоций.
Это чудовищно! Как можно так говорить о ребёнке? Как можно давать такие советы? А ведь есть шанс, что это — его малыш, его родная кровь. Четыре года я считала Розовского порядочным человеком. Моя вера в его идеальность пошатнулась после писем от его любовницы. И вот теперь — он сам окончательно уничтожил и раздавил представление о своём благородстве… Одна короткая фраза раскрыла его суть лучше, чем тысячи разговоров и красивых жестов за четыре года.
Да и к беременной девке своей Влад тоже наверняка относится потребительски. Ведь он ни словом не обмолвился мне о её существовании, о ребёнке.
Почему муж не попросил у меня развод, как только она забеременела? Планировал продолжать вести двойную жизнь, чтобы не огорчать деда и не испортить репутацию? Можно подумать, я так сильно была нужна его семье, что они держались за наш брак…
А может, он планировал забрать у неё ребёнка после рождения на правах обеспеченного отца, который может дать малышу куда больше, чем среднестатистическая мать-одиночка? Я читала о таких историях. Фактически использовал её как суррогатную мать?
Ищу в телефоне фотографию её УЗИ. Какой там срок? Уж точно побольше моего. Есть ли хоть один шанс, что Влад не знал о беременности?
Просто смешно. Женщина спит с ним и наверняка мечтает женить на себе. А иначе к чему были эти письма с фото и видео их совокуплений? Она явно добивалась, чтобы я устроила скандал и инициировала развод.
При таком раскладе она должна была заявить Владу о ребёнке сразу, как только увидела на тесте две полоски. Не удивлюсь, если она поначалу пыталась решить этот вопрос напрямую с ним. И когда не добилась результата, стала писать мне.
Увы, у меня — нулевой опыт наблюдения при беременности. Понятия не имею, на каких сроках делают УЗИ и как они выглядят. Но что-то мне подсказывает, что эмбрион там уже не едва различимая точка на крохотном сроке, а побольше…
Почему Влад о нём промолчал? Этот вопрос кажется ключевым, но ответ на него мне взять неоткуда.
Наверное, нужно было сказать мужу, что я знаю об этом ребёнке. С другой стороны, а что ему стоит заявить, что это — подделка и он не имеет к нему отношения? Я ведь не ловила его с поличным, в отличие от него. Мне и предъявить ему нечего, кроме писем, достоверность которых не стопроцентная… Он только посмеётся над моими попытками разделить с ним ответственность за развал нашей семьи.
Боже, да чего можно ожидать от человека, который отправляет меня на аборт, зная, что ребёнок может быть от него?! Он готов убить своего наследника только потому, что его мать совершила ошибку?
Один раз оступилась — и сразу красная карточка, приговор. Без суда, без права на защиту и оправдание… Как будто сам безгрешен!
Понимаю, что далеко не каждый человек способен простить любимую и забыть об измене. Но Влад даже не попытался меня выслушать!
Мне придётся пойти к Диме, рассказать ему о ребёнке и попросить сделать тест. Это мерзко, отвратительно и ужасно унизительно. Не понимаю, как я могла до такого докатиться. Я никогда даже мысли не допускала об измене мужу.
Какой-то затянувшийся кошмар, который никак не заканчивается. Чувствую себя рыбой, выброшенной в шторм на берег… Но проснуться и прекратить этот ужас не могу.
* * *
Развод проходит как в тумане. Бессонная ночь. Волнение. Отчаяние. Неуверенность и страх будущего. Гробовое молчание Влада.
Кажется, он даже не здоровается со мной. Даже не кивает! Он немного опаздывает, перебивает регистратора, когда та пытается проговорить стандартный для такого случая монолог.
— Это лишнее. У меня мало времени. Давайте перейдём к подписанию бумаг.
Как будто он как минимум премьер-министр, а не рядовой помощник директора концерна, пусть и довольно крупного.
Розовский молча ставит подписи, ждёт, пока то же проделаю я, и сразу уходит.
Регистратор смотрит на меня с сочувствием.
— Крепитесь… Может быть, к лучшему, что вы развелись сейчас, пока вы ещё совсем молоденькая. Бог отвёл от такого тяжёлого человека. А так — у вас ещё вся жизнь впереди.
Мне неприятно, что она стала свидетельницей моего унижения. И очень не нравятся её комментарии. Ненавижу, когда кто-то лезет в мою личную жизнь и даёт советы.
— Это всё? — спрашиваю, с трудом сдерживая слёзы.
Мне срочно нужно найти место, где я могу хоть немного поплакать. Потому что плотину прорвало… До дома не дотерплю.
— На сегодня — да. На следующей неделе позвоните по поводу свидетельства о разводе, оно ещё не готово, — женщина говорит виновато, будто от неё лично зависят эти формальности.
Несколько дней я лежу, забивая на учёбу, архив, планы и обязательства. В чужой неуютной квартире, которая за прошедший месяц так и не стала мне домом. Я разбита и уничтожена. Наступил конец света, апокалипсис. Весь мир — в руинах. А я — где-то глубоко под
