пропаганду некоторых законодательных мер, основной тон «Перерасходов американцев» более индивидуалистический, главная цель этой книги — призыв к уменьшению своего рабочего времени и уровня потребления в основном для среднего и выше среднего класса американцев как единственного пути разрыва цикла «работа-расходы». Она предлагает девять принципов «для помощи индивидам и государствам выключить эскалатор потребления» (1999, p. 145). Эти принципы включают в себя совместное использование габаритных предметов бытовой техники, сокращение рабочего времени, декоммерционализацию Рождества и избегание покупок по скидкам. Шор утверждает, что между 1990 и 1996 годами каждый пятый американец принял добровольное решение о сокращении своих затрат, и большинство из них после этого почувствовали себя счастливее. Хотя последний из ее принципов — это «скоординированное вмешательство», вероятно, государства, она не анализирует, как такое вмешательство может произойти. Как и Гершуни, она не уделяет должного внимание роли государства. Ей не кажется, что предложенное ею распределение богатства и доходов в пользу бедных расходится с базовыми идеологическими постулатами социального государства в США и будет иметь сильную оппозицию в лице мощных экономических интересов.
Также маловероятно, что индивиды смогут вот так просто взять и отказаться от дальнейшего потребления, как предлагает Шор. Соответственно, хотя в недавнем исследовании Питера Мейксинса (Peter Meiksins) и Питера Уолли (Peter Whalley) отмечается, что некоторые «технические специалисты» в США пришли к выводу об увеличении доходов семей и заработной платы, они также констатируют, что «общество зависит от частных решений по поводу детских садиков, выхода на пенсию, колледжей и транспортных затрат, создающих строгие ограничения для расходов, которые представители среднего и нижнего классов в США могут урезать из своих бюджетов» (Meiksins and Whalley, 2002, p. 164). Тем более, что такие виды государственной помощи, существующие в странах Западной Европы, вряд ли достижимы в США. По-видимому, есть также глубокие психологические причины для излишнего потребления в капиталистическом обществе, в котором люди определены их деньгами и собственностью, поэтому консюмеризм «не может сводиться к аморальности, он стал ареной, где мы развиваем чувство нашего «Я» и переживаем опыт свободы» (Bunting, 2004, p. 155). Эти психологические механизмы усилены капиталистическими структурными нуждами в постоянном высоком потреблении, без которого возникает опасность рецессии. Однако Шор посвящает только один абзац «Эпилога» своей книги обоснованию тезиса, будто любое неблагоприятное воздействие сокращения потребления на экономику США не будет непреодолимым.
Более того, стремление капитализма к получению прибыли не означает автоматического взаимообмена между увеличением продуктивности и уменьшением рабочего времени. В конечном счёте, как показал Маркс, прибыль — это просто разница между ценой товара, произведенного рабочим и заработной платой, которую он получает: капитализм стремится максимизировать собственную прибыль через уменьшение заработной платы, удлинение рабочего дня, увеличение продуктивности или с помощью комбинирования всех этих способов. Любой капиталист, который захочет вести свои дела более гуманно, вероятнее всего, будет побежден своими соперниками и вынужден будет уйти из бизнеса. Условия, определяющие или поддерживающие отдельные темпоральные политики, носят все более международный характер, к тому же, гегемония неолиберальных представлений на глобальном уровне затрудняет вмешательство государства для уменьшения рабочего времени. Хотя влияние глобализации очень неравномерно и сама эта концепция оспаривается (см.: Harrison, 2002), многие согласятся, что есть несколько структурных причини для увеличения рабочего времени как в США, так и в Европе, вытекающие из сложного конкурентного соединения: появления новых индустриальных стран и новых дерегулированных экономик Восточной Европы; глобализации бедности и возможностей для аутсорсинга; низкой заработной платы, отсутствия гарантий занятости, уменьшения влияния профсоюзов и стремления к чисто либеральной экономике во многих западных странах. Например, Пьетро Бассо (Pietro Basso) утверждает: «тенденция распространять «архаичные» часы в современные времена. это неотъемлемый элемент зрелого капитализма и его культурных и политических институтов» (Basso, 1998, p. 8; выделено в источнике), и Североамериканская/Японская модель, видит в длинных рабочих часах проявление лояльности и требует от рабочих посвящать ей «не только свою умственную и мышечную энергию, но и свою душу». Вот почему у этой модели есть все шансы победить европейскую модель, которую защищает Шор (Basso, 1998, p. 39). Этот вывод поддержан исследованием Международной организации труда за 2006 год, обнаружившей, что «высокий уровень экономической конкуренции более чем 24 часа в сутки и 7 дней в неделю заставляет компании приспосабливать рабочее время все больше и больше к требованиям рынка», делая все более сложным поддержку «дружественных к семье» условий труда (см. также: Crompton et al., 2005; Heintz, 2006).
Это, однако, не означает, что нельзя достичь улучшений условий труда. В самом деле, хотя каждый отдельный работодатель хочет максимизировать эксплуатацию, капиталисты коллективно заинтересованы в поддержании лояльной и здоровой рабочей силы с достаточными доходами для покупки их товаров. Поэтому они иногда заинтересованы в государственном или международном регулировании условий труда. К примеру, хотя многие работодатели яростно выступали против законодательного ограничения рабочей недели в течение 19‑го века, они выиграли от этого в более длительной перспективе (см.: Marx, 1946 [1867], часть III, и обсуждение Nyland, 1990), или, в наши дни, многие работодатели получили свои дивиденды от введения отпусков по беременности и родам в Европе, это помогло им сохранить квалифицированных работниц, не теряя при этом своих конкурентных преимуществ. Однако такие преимущества не всегда явные и достижимые, и поэтому регулирование вряд ли будет достигнуто без политической борьбы.
Бассо также пишет, что только с помощью классовой борьбы модели удлиненного рабочего дня можно оказать сопротивление, ведь традиции борьбы рабочего класса и человеческие стремления «все еще тлеют под пеплом» (Basso, 1998, p. 9). Такая борьба сегодня принимает новые формы, дополнительно к традиционной профсоюзной и партийной деятельности. В частности, негативные последствия глобализации все чаще опротестовываются многочисленными и разнонаправленными неправительственными организациями, наднациональными институциями, такими как Объединенные Нации и Европейский Союз и с помощью всемирных социальных движений, наиболее масштабно — международными протестами против деятельности Всемирной торговой организации, Мирового банка и Международного валютного фонда (Harrison, 2002; O'Brien, 2005). Широкий доступ к Интернету и электронной почте также значительно увеличил возможности для новых форм глобального активизма.
Выводы
Главный тезис этой главы — время должно быть организовано в соответствии с принципами справедливости, а не рентабельности. Эта идея имеет радикальные последствия, и, скорее всего, ей окажут сопротивление могущественные экономические группы. Тем не менее, капитализм, по своей природе, не однороден. Скорее, это комплекс изменяемых и непрерывно эволюционирующих институтов, постоянный продукт человеческой деятельности, создающий условия будущего, но не детерминирующий его. Как было показано в этой главе, государственная политика влияет на то, как мы используем время и относимся к нему, но ее следствия редко бывают очевидными. Хотя
