у него скончался отец, и он не возвратился в столицу, а сразу уехал в Сицзин за матерью и вернулся в [Цзиньчжоу].
Девушка, выслушав его, испугалась и пришла в отчаяние. Мысли ее путались, она зарыдала. Вернувшись вместе с Ке Хва к хозяину [постоялого двора], она сказала:
— На мою долю выпали тяжелые испытания, я приехала в столицу, но супруга Ли не оказалось, теперь я отправлюсь в Цзиньчжоу и буду приносить жертвы духу свекра. Но как же мне, одинокой женщине, проделать такой долгий путь?
Ок Нан сказала:
— Идти из столицы в Цзиньчжоу далеко. Но что же делать?
Девушка ответила:
— Пусть я умру в дороге, но куда же мне идти, как не в дом свекрови? Соберу немного денег на дорогу и пойду в Цзиньчжоу, хоть это и далеко.
Она только и думала о том, как бы тотчас, собрав вещи в дорогу, отправиться в Цзиньчжоу.
Вскоре они прибыли в какой-то город. Людей здесь было множество, владения обширны. От прохожих они узнали, что это Дунцзин, бывшая столица Сунского царства.
Девушка снова спросила:
— А далеко ли отсюда до Цзиньчжоу?
Прохожий вежливо ответил:
— Гость изволит шутить? Если вы хотите отправиться из столицы в Цзиньчжоу, то нужно ехать через Лоян и Хэнань, а вы находитесь восточнее, отсюда до Цзиньчжоу пять с лишним тысяч ли сушей. Разве вы дойдете?
Девушка, выслушав его, очень опечалилась и воскликнула, обращаясь к служанкам:
— Отчего небо все время посылает мне такие трудности? Мне только и осталось теперь умереть!
Сказав так, она свернула к большому дому, стоявшему у самой дороги. В первом окне она увидела какого-то человека в плаще и тростниковом одеянии, игравшего на комунго[42]. У него было молодое лицо и седые волосы, словно перья журавля. Он был красив. К этому времени у странниц кончился запас еды, и они не знали как им быть. Ок Нан подошла [к окну] и попросила поесть. Почтенный кончил [играть] на комунго, поднял глаза и, посмотрев на Ок Нан, вежливо осведомился:
— Кто ты такой? Почему ты, здоровый человек, просишь милостыню?
Ок Нан поклонилась и сказала:
— Я — слуга, родом из столицы. Прислуживая молодому хозяину, отправился в Цзиньчжоу. Мы сбились с пути и приехали в эти места, но не знаем, что делать, еда у нас кончилась, и мы, прося милостыню, хотим накормить хозяина.
Человек со вздохом сказал:
— Какая жалость! Пригласи своего хозяина, может, он придет?
Ок Нан вышла [за ворота] и пригласила Ё Ран. Девушка, успокоенная тем, что [незнакомец уже] старик, вошла. Почтенный, окинув ее взглядом, спросил:
— Откуда вы, молодой человек? Как вас зовут?
Девушка ответила:
— Мое имя Ли Хён, я еду из столицы, сбился с пути и прибыл сюда. Получил ваше дружеское приглашение и очень тронут этим. Хотелось бы узнать ваше уважаемое имя.
— Я родом из Сицзина, — ответил почтенный, — мне не удалось сдать экзамены на чин, и я поселился в этих краях. Люди меня прозвали чхоса. Гость говорит, что едет в Цзиньчжоу. Дорога на Цзиньчжоу опасна и далека, дойти туда трудно. Что же вы собираетесь делать?
Девушка поднялась и с поклоном сказала:
— Вы нас так тепло приняли. Мы не забудем вашей доброты. Я странник, скитающийся на чужбине, нигде не мог найти пристанища и вынужден был отправиться в Цзиньчжоу. Но у меня нет денег, и я оказался в затруднительном положении.
— Если гость не побрезгует, — промолвил чхоса, — пусть останется на месяц в доме старика, а потом найдет человека, который бы тоже отправлялся в Цзиньчжоу, и поедет вместе. Так-то будет лучше!
Девушка с благодарностью повторила:
— Если так, то я не забуду вашей доброты. Но у меня нет еды, и я боюсь, что введу хозяина в расходы.
Чхоса улыбнулся:
— Отчего благородный человек говорит такие самоуничижительные слова? Разве для него спокойная бедность — это не [чтение] книг под ивами? Поддерживать друг друга в трудностях, помогать друг другу — вот подлинное человеколюбие. Глупо видеть смысл [жизни] только в плошке риса!
Девушка, видя справедливость и великодушие чхоса, без всяких церемоний оставила у него вещи и спокойно поселилась в его доме. Но она все время с тоской смотрела на небосклон, где по вечерам восходила прекрасная луна, и печаль не оставляла ее.
Далее рассказывают вот что.
Хакса Ли провел три года в трауре по отцу, душа его была спокойна, потому что государь не тревожил его. На покое, на лоне природы искренне выполняя свой сыновний долг, он еще больше сил вкладывал в учение. Хакса приобрел знания о расцвете и гибели царств за тысячи лет, и разум его еще более просветлел. Душа его была широка и не знала волнений. Одно только заботило его — он ни на минуту не мог забыть [о том], что Лю где-то [странствует]. Из чувства благодарности к чхоса за его дружбу он решил, что обойдет всю Поднебесную и соединится с супругой. Однако у него не лежала душа к семейной жизни. А госпожа Чин на своей половине никак не могла забыть целомудренную и преданную девушку Лю. Слезы сами капали на одежду. Она страдала еще больше оттого, что сын ее тоскует в одиночестве. Хакса, огорченный тем, что мать его так печалится, невольно сказал:
— Я не знаю, где находится госпожа Лю. Конечно, смешно, когда мужчина живет в одиночестве из верности к одной женщине. Я хочу как следует все взвесить, жениться и успокоить вас.
Госпожа взяла руку сына и, роняя слезы, сказала:
— Зачем ты так говоришь? Характер моей снохи и ее добродетели непревзойденны. Я потеряла ее, и теперь ничего не возместит мне утраты, хоть расплавь золото и камень. Ты ничего не говоришь о добрых [отношениях] между супругами, а думаешь лишь о благодарности матери. Зачем ты произносишь такие бесчестные слова? Пусть в этой жизни я не увижу твою добродетельную супругу, но снова женить я тебя не могу!
Хакса, поняв, что воля матери [непреклонна], дважды поклонился и ушел. Он продолжал проводить свои дни, утешая мать.
Однажды ночью, когда тускло светила луна, он, бродя перед домом, взглянул на небо. В той стороне, где находится Яньбэй, сияла звезда Тесён[43], и свет ее озарял вселенную, а звезда Хёнхок[44] затмила звезду Чамисён[45].
У хакса вырвался вздох:
— Мудрый государь находится в большой опасности. Конечно, его окружают таланты, которые
