Книга Морель и госпожа Смерть - Лео Любавин

Большая комната, скорее зал. На стенах факелы, в очаге пылает огонь. Языки пляшут, стремятся вверх к резным деревянным балкам. Пламя отражается в щитах, развешанных по стенам, бликами скользит по шелковым знаменам, что свешиваются с балок. Глубокая ночь, а женщина все не спит. Она поет и поет колыбельную, как будто боится замолкнуть и не уследить за ребенком.

Потом вынимает младенца из колыбели, берет на руки и идет через коридоры и комнаты, по винтовым лестницам. Ришар незримо следует за ней. Она плачет, прижимает младенца к груди, целует влажные волосики на макушке. Поднимается все выше, лестница заканчивается перед деревянной, окованной медными пластинами, дверью. За дверью комната, в которой ничего нет, кроме длинного стола, покрытого черной скатертью. На столе разложены фрукты — виноград, груши, лимоны, яблоки, — перевитые лентами гирлянды цветов. Зажжены свечи, много тонких и потолще. В центре стола на большом серебряном блюде козлиный череп с выбеленными и покрытыми узором рогами. Этот череп пугает больше всего. Страх беспричинен, Ришару ничто не грозит, но воля скована, он хочет уйти из этой комнаты и не может. Женщина кладет рядом с черепом младенца. У Ришара от ужаса замирает сердце.

Что это? Жертвоприношение? Как это бывает в снах, он не может двинуться с места, не в силах помочь младенцу. Лишь ждет, цепенея, с болезненным трепетом предвидя, что она достанет жертвенный кинжал. Женщина разворачивает пеленки. Малыш радуется, гулит, тянет к ней ручки. Рыдание сотрясает ее хрупкое тело, женщина падает на колени, начинает горячо молиться. Язык незнаком.

— Санта Муэрте, миа челло, — ее голос дрожит, прерывается жалобными вздохами. Ришар начинает понимать, как будто за гранью яви и сна, в другом мире, в другое время он хорошо знал этот язык. — Святая Смерть! Моя добрая госпожа, молю тебя, услышь, приди! Взгляни на это дитя… Малыш прекрасный и беззащитный. Я не в силах защитить его! Но ты можешь, моя добрая госпожа Сантита, Нинья Бьянка, ты взяла у меня всех детей. Твоим даром для них была смерть, они стали ангелами, теперь они у Господа Нашего и Девы Марии Гваделупы. Но этому, молю тебя, этому даруй жизнь!

Распростершись на полу, женщина продолжает молиться долго и невнятно. Ришар не в силах выносить ужас, который сгущается, плотнеет, душит. Надо проснуться! Тщетно, сон тисками держит его разум…

Но вот женщина встает, взгляд ее безумен. Склоняясь над младенцем, она осыпает его поцелуями, бормоча нежно:

— Сыночек мой, Рикардо, прости…

Снимает с шеи крест или ладанку, Ришар не успевает разглядеть. Кладет между пеленами, заворачивает малыша.

А потом выхватывает из складок одежды кинжал. Мгновение — и острая, как бритва, сталь ранит запястья, вены вскрыты, кровь алыми слезами орошает жертвенные фрукты, цветы и младенца.

— Прими это, возьми мою жизнь, это выкуп за него, — произносит женщина, поднимает руки над алтарем, кричит в исступлении.

— Ла Муэрте! Я, Матильда Перригорская, заплатила тебе кровью испанских королей, ты не любишь кровавых жертв, но эту примешь! Слышишь ли ты? Я плачу тебе кровью! Рикардо теперь твой сын, я посвятила его тебе. Дай ему долгую жизнь! Взамен моей…

При этих словах все свечи на столе гаснут, ребенок заходится криком, а женщина падает замертво.

Тогда струйки дыма от задутых неведомой силой свечей начинают складываться в неясный белый силуэт, он повисает над столом, длинные одежды колышутся, накрывая ребенка. А в дверь уже молотят изо всех сил и слышны голоса:

— Откройте! Откройте!..

Дверь не выдерживает напора, сорвана с петель, в комнату вваливаются мужчины — они в кирасах, с обнаженными мечами. Останавливаются над телом матери.

Ребенка на алтаре — нет.

— Ришар, ты сказал, что выйдешь через минуту! — Лоран вернулся и тронул брата за плечо.

— Да, прости, я потерял счет времени, — Морель-старший поднялся с колен. — Теперь идем!

Братья выбрали для беседы самое уединенное место в замке — фамильный склеп. На триста три ступени вниз пришлось спуститься, чтобы попасть туда. За тяжелой дубовой дверью открылся сводчатый зал, пышная гробница главы рода Морелей. В центре, на возвышении, в мраморном саркофаге, останки графа Максимилиана Мореля, что защищая короля, погиб в битве при Дюсо пять веков назад. За этот подвиг род был удостоен привилегий и почестей. Вдоль стен многочисленные родственники Максимилиана, из колена в колено, все они по мужской линии принадлежали славной фамилии, род пресекся двести лет назад, в гербовых книгах была подведена черта. Что касается усыпальницы — её следа не смог найти ни один археолог. Наводнение размыло и утащило в небытие саму память о Морелях. Но не в параллельном мире. В другом Париже дело обстояло куда лучше. Замок остался цел, и подземелье по-прежнему хранило славные кости. Одно время в залы скрипты хотели перенести резиденцию Ордена Мертвой Розы, однако Лоран воспротивился этому, он не желал терять свою тайную лабораторию. И тогда Ришар уговорил Госпожу оставить все как есть. Поэтому капитулы проходили то в одном месте, то в другом. А Лоран без помех занимался запрещенными опытами. До поры до времени Госпожа закрывала на это глаза. Но Морель столько лет удерживал душу Бланшефлер!

— Лоран! — Ришар был уверен, что никто не может услышать их, толстые каменные стены подземелья и магические щиты, установленные братом, исключали малейшую возможность этого. И все же Морель-старший произнес вполголоса. — Я пришел, чтобы сказать тебе совсем не то, что ты сейчас услышишь. При мне есть приказ с огненной печатью Госпожи, но я не передам его тебе. Потому, что ты — мой брат.

Благодарная улыбка Лорана свидетельствовал о том, что Ришар может продолжать. Но она была слабой, какой-то безнадежной. И из чувств, которые сейчас испытал Ришар, самым сильным оказалось сострадание. Он стремился помочь Лорану, как и много веков назад, еще до того, как Бланшефлер покинула мир живых. — Я как и ты, хотел бессмертия для нашей матушки. Его можно было получить гораздо легче… постой! Не спорь, — Ришар пресек горячие возражения младшего брата. На препирательства у них сейчас не было времени. — К тому же споры бесполезны, момент утерян, и мы должны следовать по пути, избранном тобой.

— А если я ошибся? Если средства нет⁈ — горестно воскликнул Лоран. С братом он был другим, куда подевалось хладнокровие и уверенность в себе. Вот так Великий Магистр. Растерян, ищет помощи.

Ришар никогда не позволил бы себе использовать это. Он любил названного брата и приемную мать, считал их родными. На всем свете у него никого больше не было.

Белая Госпожа — другое, не подчинение