бы мне ни хотелось — чисто из вредности и в наказание за его самонадеянность — сказать, что не нуждаюсь в общении с ним в ближайшее время, но не признать, что оно нам реально необходимо по множеству причин, было неразумно. Одна из них — наорать на него, потому как жуть аж распирало отчего-то, вторая — накрутить колокола на кулак, узнавая, что там за единственная или типа того, о которой упомянул его патлатый дружок, где он, на хрен, подцепил эту блоху смазливую, что тут мне «кианчикает», вытрясти наконец правду о его стремлении держать Краеугольный камень рядом со мной… ну и еще прямо-таки невыносимо хотелось коснуться его обновленной кожи, убедиться, что все с ним в порядке, жив-здоров и стал не хуже прежнего.
— Скажу раз, и советую меня услышать, — начала я. — Меня в принципе не интересуют никакие тайны любой степени древности, я не планирую никому, блин, помогать ничего там проходить-выяснять-постигать, не собираюсь вникать в чужие тусняки с противостоянием, плевать кого с кем. Я намерена просто научиться здесь жить, а все подвиги и великие там дела — мимо меня. Любой, кто попытается мне помешать и втянуть во что-то, — автоматически мой враг, каждый желающий хоть как-то помочь — друг. Ясно?
— Эх, люблю девушек, которые всегда четко знают, чего хотят от жизни, — прокомментировал вамп, впрочем, без особого энтузиазма.
— А сейчас и правда вынуждена настаивать на том, чтобы все ушли… — Надо было видеть Киана. Он резко вдохнул и набычился, однозначно собираясь вступить со мной в спор, убеждая в наличии у себя эксклюзивных привилегий, но я коварно обломала весь его запал: — Кроме моего мужчины.
Бывший ликтор засопел, в меня снова полетели порывы жаркого ветра, вытягивающего силы, но мелкая подошла, положила пальцы ему на локоть, Крорр вздрогнул — и разом похолодало.
— Я все равно не согласен уйти совсем, пока мы не выясним хоть что-то про это, — он указал от меня к себе, словно там пролегало нечто осязаемое, и, развернувшись, ушел, увлекая за собой болтающуюся практически на его руке эту… Да без разницы!
Кровосос без единого замечания последовал их примеру, а Мак-Грегор, не мешкая, закрыл за ними дверь и запер, обернувшись ко мне с торжествующе-похотливой ухмылкой на губах.
— Твоего мужчины, да? — промурлыкал он самодовольно.
— Ага, но я бы сейчас на твоем месте этому не радовалась, виверн, — не предвещавшим ничего хорошего тоном ответила ему. — Глядишь, минут через пять ты уже не будешь так счастлив этой перспективе.
Вместо того чтобы напрячься, нахальный ящер рванул ко мне, опустился, почти грохнулся на пол и уткнулся лицом в колени, а макушкой в живот, беспардонно просунул руки под ягодицы, сжал их, заворчав нечто бесконечно удовлетворенно-возбуждающее, давая ощутить тепло своего дыхания на бедрах.
Ну вот и как с ним ругаться прикажете?
Я аккуратно опустила ладонь на его уже ставший чуть колючим затылок, не в силах пока до конца поверить, что можно до такой степени легко восстановиться от тех повреждений, что у него были.
— Мне жаль, что тебе пришлось пройти через такую боль. Ожоги были просто жуткие, — корявенько у меня получалось выражать сочувствие. Никогда в этом не была сильна. Даже с измордованной и практически растерзанной сестрой в больнице рядом сидела как немая. Мое — это защищать, если возможно, бешено драться, даже когда почти нет шансов на победу, лелеять злость, разрабатывая планы мести, не умея ничего прощать. А вот жалеть… не-а, не умею что-то.
— Ну она всяко полегче была, чем понимание, что могу тебя никогда больше не увидеть, потому что чертов ликтор или утопил тебя, или скормил кобо, или… да что угодно сделал, сучок криворукий, — проворчал Киан, повернув голову набок и подтянув мою ладонь к губам.
— Не-е-ет, с задачей скормить себя кобо я и сама неплохо почти справилась, — фыркнула, вспомнив свою дурную попытку приветствовать подземных. — На самом деле, если бы не Крорр, глодали бы они уже сейчас мои косточки.
— Обязательно выражу ему мою безмерную признательность, когда буду провожать в добрый путь, — мягко огрызнулся виверн, целуя чувствительную кожу, и я не смогла сдержать прерывистый вздох от беспрепятственно распространяющегося по телу возбуждения.
Всего и понадобилось — теплое, чуть щекотное прикосновение его губ и прислушаться к трансформации ритма его дыхания. Оно становилось резче, ускорялось — я заводилась все сильнее, Мак-Грегор наверняка чуял мою реакцию, вбирал запах чаще, целовал скорее, выше, поднимаясь от запястья к локтю, потираясь щекой о мою грудь через ткань, разгоняя и зажигая мою кровь, заставляя льнуть к нему в ответ, подстегивая и поторапливая уже его… Такой вот наш личный замкнутый круг взаимного дразнения и распаления страсти, начавшийся с невинного прикосновения и стремительно переросший в полную потерю контроля и понимания, где мы и что вокруг, до того момента, пока не будет испит до дна хоть первый глоток или сотня сотен, немного не поутихнет жажда ощутить друг друга на плотском уровне, самом примитивном, но и самом неопровержимом, таком, что убедит окончательно наши взведенные все это время, как тетива на грани разрыва, нервы в том, что вот они мы, все еще есть, доступны для прикосновений, поглощающих поцелуев, будоражащих укусов, заискивающего и отнимающего разум облизывания, обоюдного поглощения и полной отдачи.
И я не отдавала себе отчета в движениях, позволяя и активно помогая раздеть себя, сползла, растягиваясь на спине на узкой койке, потому что мне нужно больше обнаженного гибкого тела Киана, прижимающегося к моему сверху, вдавливающегося повсюду исключительно правильно, дрожащего от нетерпения в унисон со мной. Сопела, пыхтела, сто процентов ни черта не эстетично, извиваясь под ним, изыскивая идеальный угол, хотя куда уж и так идеальнее, глаза завидущие как бы не завалились. Обхватила ногами цепко, будто он готов был ускользнуть. А гадкий виверн тормозил нас, выцеловывая, оглаживая, молча, но так напряженно, что начало казаться: он нарочно пытается дотянуть до моего спонтанного самовоспламенения. Но терпение никогда не было моей добродетелью, а покладистость — основной чертой характера, и я, отрывисто рыкнув от досады, вцепилась пальцами обеих рук в его офигенски твердые ягодицы и требовательно прекратила этот долбаный танец-ускользание его бедер, одновременно подняв навстречу свои.
— Хрен с ни-и-им, — простонал Мак-Грегор, поддаваясь моему ультиматуму, приправленному вероломными теплом и влагой тела, перед которыми ему не устоять. — Никакой прелюдии, потом будет опослялюдия.
Наши рывки навстречу были лишены всякого изящества, слишком для этого мы переполнены зверским голодом. Столкновение тел на бешеной скорости, почти суматошное, настоящая гонка за наслаждением на запредельной скорости. Шлепки
