подключил к своей программе по креативу. Ну, его исследованию… И Вадим махнул над рулём фитнес-браслетом.
— Я не напрашивался специально, а может он забыл или некогда. Но он предложил работу поинтереснее. Рассказать не могу, потому что спрашивать много не рекомендовали.
— Не пыльная?
— Работа? Совсем не пыльная. Пишу. Удалёнка и свобода.
— Это хорошо. Особенно когда платят адекватно.
— Насчет адекватности — тут вопрос не простой, но меня устраивает.
— Случайно не в тот институт, откуда про лёд спрашивали? Хотя нет. Там бы пришлось посещать ежедневно.
— Я вон там бы вышел. Отсюда несколько остановок метро и я дома.
— Увидимся. А насчет прихватить наши половины на концерт — это надо подумать… Какую из «половин» взять и куда.
— Так у тебя… не слишком всё сложно?
— Не! Не гарем, но и не женат. И не скрываюсь.
— Гениально устроился! Пока!
Лёха вышел у метро, махнул ещё раз в пологое лобовое стекло прощаясь и направился ко входу.
За цепью событий и дней, которые пролетели с того морозного утра, он почти и не заметил, как зима стала превращаться в апрельскую слякоть. Под ногами в городе слякоть, жидкий снег с солью и реагентами могли заставить верить, что и не было морозов и зимы. Но в памяти как вспышки и островки сохранения всплывали моменты прогулок, паркЛюська в заснеженной шапке… Зима была. Он её не пропустил. Просто на время забыл о ней. А теперь уже почти весна. Мокрый асфальт и скользковатая плитка, чтоб её! Около дома замерзшая колея и всё ещё сугроб на газоне у подъезда. В него ещё воткнётся чья-то ёлка, которую сбросят из окна поздно вечером, чтобы не тащить по лестнице и никого с ней не встретить. А даже ели никого не встретишь, то хвойный след укажет путь ёлки обратно от сугроба до самой квартиры. Поэтому её обязательно просто выбросят.
Привычно размышляя об этих мелочах соседского быта, Лёха обогнул угол дома и уперся в черную куртку с запахом гаража и недельной немытости внутри.
— Опэ! — сказала куртка, выдохнув на него чуть сверху рыбно-пивным перегаром. — Позвонить не найдётся?
Не поднимая головы, чтобы не встречаться с субъектом глазами, он медленно, как ему казалось, вникал в обстановку. На самом деле десятые доли секунд текли так медленно, потому что мысль работала быстро. Примерно трёх секунд хватило на и на оценку возможности борьбы, ухода в форме побега. Побегу мешало окружение из колючих голых кустов и ограждение газона, не высокое, но мешающее быстрым маневрам, а рвануть просто назад мог не дать гривой лёд под ногами. Переговоры в число рассматриваемых вариантов никак не влезали. Ещё одно обстоятельство не осталось незамеченным. Одна рука субъекта оставалась в кармане, и карман пошевеливался, словно в спрятанной руке поворачивался какой-то предмет. Ни одна из догадок, что там за предмет Лёхе не нравилась и он начал одновременно неспешно поднимать глаза и левую руку. Левой рукой он молча потянулся к внешнему нагрудному карману, издав вздох обреченности и досады. Совокупность этих действий вселила в вечернего бомбилу уверенность в лёгкой поживе. Теперь его мозг был, наверное, занят только предположениями о размере и качестве добычи. Наконец Лёха понял глаза настолько, что увидел очертания лица вымогателя. Его глаза были прикованы к его карману и отъезжающей молнии. Правая рука незаметно согнулась назад и скользнула резко вверх, как кобра. Ладонь сложилась не в кулак, а костяшками вперёд, потому что целью была не челюсть. В последний миг, когда голова «кобры» почти поравнялась с подбородком противника, уходя чуть ниже него, Лёха ушел головой влево, ещё усиливая удар, и рука врезалась в кадык верзилы, так и не успевшего никак отреагировать. Он громко булькнул горлом, захрипел матерными мыслями, которые так и не смогли из него вырваться даже в виде узнаваемых обрывков слов. Лёха пригнулся вниз, чтобы его не настигла ослеплённая месть в виде тупого удара кулаком вперёд наугад, и упершись в стену дома столкнул бомбилу в кусты. Тот перекувырнулся через ограждение, сваренное из старых водопроводных труб и теперь кроме дыхания у него образовалась ещё одна серьёзная проблема, а именно — выбраться из плена жестких, хрустящих и царапающихся шипами веток. Хрип перешел в рычание, отплёвывания и яростную борьбу с кустами. Лёха, сдав назад после его падения, уже быстрыми шагами удалялся вдоль стены, думая, сейчас ли вернуться домой вокруг дома, или некоторое время спустя. Память освободилась от решения предыдущей проблемы и перед глазами возникли розовые цветочки, скромные и бедноватые на вид, но прекрасные в своей многочисленности. Это были низкорослые кусты шиповника на углу дома, приютившиеся под уже давно разросшейся акацией. В них-то сейчас и барахталось никчемное немытое тело, изрыгая из себя всё, на что было способно его никчемное сознание: мат, мат, мат, угрозы, мат и немного стонов и рычания, снова переходившего в нечленораздельный мат, который перемалывало как мясорубка, деформированное горло. По состоянию своей руки Лёха догадывался, что удар вряд ли был настолько хорош, чтобы порвать трахею и избавить город от одного из подобных опарышей. С рукой было всё в порядке. Удар не мог быть фатальным. Но Лёха решил обойти дом кругом и осторожно вернуться домой. На это потребовалось минуты полторы-две. Весь дом можно было обойти минуты за четыре, но была арка во двор. Лёха вывернул куртку светлой стороной наружу, всё равно в потемках не понять, что это изнанка, и приложив телефон к уху, бодро пошел к своему подъезду, делая вид, что грубо спорит с кем-то противоположного пола. «Ты дура что ли? Не поеду я … Зачем?.. А оно мне надо?.. Скажи ему, пошел он на … Сам расхреначил тачку, сам пусть и выпрямляет!» — гнал он в воздух впереди себя импровизированный разговор, подходя к своему подъезду, старясь попасть максимально в свет фонаря и окон, чтобы его светлый прикид выглядел отличающимся от того, в каком он столкнулся со своим противником. Скосив глаза влево, он увидел его. Остановивший его субъект , видимо только сумел выбраться из кустов и теперь покачиваясь стоял на углу дома, уже на тротуаре, всё ещё изредка рыча и оценивая нанесенный ему урон, то глядя на руки, то ошупывая лицо и шею. На пару мгновений он посмотрел в лёхину сторону, но психологически правильный комуфляж не позволил ему узнать в нём того, кто дал неожиданно резкий отпор. Лёха спокойно, не отрывая телефона от уха,
