Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Милка сидела на руках у отца, который не танцевал, и слушала рассказы о далекой стране, где на деревьях растут апельсины и деньги. Коня она заметила лишь тогда, когда он уже сжимал зубы на ее запястье. Девочка вскрикнула, прижимаясь к папе, а на его белую рубашку брызнула кровь. Бронек схватил Коня, но не успел оторвать от дочери, и тот попытался вцепиться ей в горло. Мила отпрянула, зубы чудом в нее не вонзились.
Девочка почувствовала, как кровь сходит с лица. В глазах побелело, и она упала в обморок. Ей казалось, что внутри она вся вопит.
Вопит и чувствует, как в танце ее обнимает мужчина, которого она никогда раньше не видела, затем он склоняется над ней обнаженный, она вопит, разрываемая изнутри, а какая-то женщина говорит ей, что это парень, и что весь город говорит только о ней и о нем, она вопит, а из этого ора рождается боль, ее самая верная подруга, которая никогда ее не оставит и которая сейчас раскаляет ее щеку, щеку, Бронек, ударь ее по щеке.
– Бронек, ударь ее по щеке!
Она услышала голос мамы и открыла глаза. Над ней столпились все: папа и мама, Фронцы, Пшибыляки и Турковские. Они заговорили одновременно.
– Слава Богу.
– Эмилька, с тобой все в порядке?
– Молодец девочка, только не плачь.
– Все уже хорошо.
– Бронек, этого пса надо держать в клетке.
– Ох, я бы так его отлупил.
– Да какой там, в лес его отвести и того…
– Надо перевязать рану.
– Милка, Милечка, как ты? Голова кружится?
Оказалось, что раны на руке неглубокие, а шею Конь все-таки укусить не успел. В конце концов, кровь сошла даже с платья и белой рубашки Бронека. Гости разошлись по домам, и только пан Фронц задержался еще «на минутку» с бутылкой своего самогона. Хелена выпила несколько рюмок, Бронек отказался.
Когда Милка все-таки уснула у мамы на коленях, он пошел в овин и привязал Коню к задней лапе веревку, а другой ее конец обмотал вокруг одной из балок, поддерживавших крышу. Конь лег на пол и положил морду на лапы. Бронек нанес ему пятнадцать ударов ремнем.
– Не хочу, чтобы он тут оставался, – заговорила Хелена, пока он раздевался, чтобы лечь спать. На его теле, когда-то болезненно худом, теперь был заметный слой жира, а на груди по-прежнему не было ни единого волоска.
– Знаю, – ответил он, складывая штаны и закрывая шкаф. – Я что-нибудь придумаю.
– Как ты можешь так спокойно об этом говорить? Ведь он хотел ее загрызть!
– Ну а что мне делать? – он повернулся к жене, лежавшей на кровати.
– Не знаю, но я не хочу его здесь видеть. Увези куда-нибудь или отдай Фелеку. У него нет собаки.
– Фелек точно не возьмет. Да и Коню у других будет плохо.
– А что, если в следующий раз он ее загрызет? Умоляю тебя, будь мужчиной.
Бронек юркнул под одеяло и повернулся к жене спиной. Когда она пожелала ему спокойной ночи, притворился спящим.
На следующий день он засунул свою любимую собаку в сумку и отнес в сад, сильно заросший после смерти матери. Ветки, сбитые с яблонь во время гроз, тонули в высокой траве. Тут и там белели подрастающие рощицы молодых берез. Землю испещряли темные бугорки кротовин.
Конь метался в тесном мешке, путаясь в собственных лапах и хвосте.
Бронек положил его на траву. Потом долго раскапывал землю, стараясь как можно больше устать, а в голове у него стоял тихий монотонный шум. Вдруг захотелось пить. На правой руке вскочил волдырь. Бронек посмотрел на вырытую яму, уже достаточно глубокую.
Умоляю тебя, будь мужчиной.
– Ну… – буркнул он то ли Коню, то ли самому себе, но свой голос показался ему чужим и смешным.
Он бросил мешок в яму. Набрал на лопату рыхлой земли. Высыпал. И еще раз. Мешок топорщился, изнутри доносился скулеж. Все более громкий.
Будь мужчиной.
Вздох, земля, стон, вздох, земля, стон. Мозоль на руке лопнула, а жидкость, которая еще секунду назад находилась в его теле, была его телом, была им самим, впиталась в черенок лопаты и теперь уже была лопатой.
Бронек ускорял темп.
– Ну все, родной… Еще чуть-чуть, не бойся, я здесь, с тобой. Еще чуть-чуть. Сейчас все будет хорошо. Сейчас все кончится.
Он продолжал бросать землю без остановки. Со дна слышался жалобный протяжный стон.
– Боже мой. Срань господня.
Будь мужчиной. Будь мужчиной.
И он был.
* * *
Он срубил молодую березу и три вечера подряд выстругивал во дворе высокий крест, который затем поставил в саду. На короткой перекладине глубоко вырезал буквы: К, О, Н и Ь. Возвращаясь вечером из города на велосипеде, он сначала заезжал в сад и садился на пенек, чтобы посмотреть на две эти палки. Ему казалось, что иногда Хелена поглядывает на него со страхом и изумлением. Ему не хватало этой бестолковой дворняги.
Магазин снова стал процветать, не без участия лысеющего пана Зигмунта, который без остатка отдался разрушительному чувству к худощавой продавщице. Можно было подумать, что для жизни ему достаточно лишь овощей и фруктов. Чем более нелюбезной была с ним Хелена, тем сильнее он упорствовал. Он перестал даже скрывать свои намерения от Бронека и периодически заигрывал с ней в его присутствии.
Бронек тем временем чувствовал себя значительно лучше, чем после возвращения из санатория, и хотя боли в груди по-прежнему иногда мучили, он ощущал, что здоровье постепенно приходит в норму. Он уже почти не просыпался по ночам с колотящимся сердцем, а визиты доктора Когуца стали приятной редкостью. Засыпая, он чаще всего думал о рыжеволосой женщине, с которой познакомился в Радзеюве.
Он так никогда и не рассказал о ней Хелене – как и о том, что не убил Коня.
Хелена не знала, что он прыгнул тогда в яму и разрыл землю руками, после чего разорвал мешок и освободил любимого пса. Он не признался жене, что отвез его на велосипеде в Коло, выпустил на берег Варты и уехал, когда тот погнался за голубем. А крест поставил, чтобы не было вопросов.
Он не имел понятия, что случилось с Конем потом, но, поскольку с тех пор не видел его ни около «Зеленщика», ни в окрестностях дома, в котором они жили, опасался, что пес попал под колеса какой-нибудь машины. Тем не менее мысль, что не он лишил его жизни, приносила ему облегчение.
Иногда Бронек ловил себя на том, что представляет, как через несколько лет встречает где-нибудь на улице свою глупую дворнягу, она его узнает и в последний раз дает себя погладить.
* * *
Накануне Рождества он принес домой круглый, завернутый в газету предмет. Милка ходила вокруг него и упрашивала, пока папа не сдался и не произнес таинственное слово, будто из сказки:
– Апельсин.
Его распаковали вечером. Вкус был великолепный, просто неземной. Мила облизывала пальцы и все спрашивала, будет ли еще. Бронек обещал, что будет. Тем временем Хелена, повернувшись к печи, чтобы бросить туда газету, в которую был завернут фрукт, внезапно замерла. Она стояла как вкопанная, наконец Бронек взглянул на нее и спросил:
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
