Ее сердце бешено колотилось. Ник чувствовал этот безумный ритм.
Ник крепко держал ее голову в своих ладонях и сосредоточенно изучал ее пылающее лицо.
Он провел рукой по ее волосам, обнял за плечи, скользнул ладонями по спине, обхватил бедра и прижал к себе. После коснулся губами ее рта.
Он целовал Розу до тех пор, пока ее шея не изогнулась от сладостного стона. Ее грудь показалась из-под тонкой простыни, и Ник прильнул к ней губами.
— Еще, — попросила она, когда его взгляд блеснул в темноте.
— Что? — спросил мужчина.
— Сделай так же, — прошептала она.
— Приятно? — проговорил он. — И твоя кожа приятная на вкус. И зернышки сосков возбуждают с каждой секундой сильнее. Они сладкие и сочные, как ягоды.
— Замолчи, — взволнованно прошептала она и запрокинула голову.
— Самые сочные ягоды из всех, что мне доводилось вкушать. А уж я напробовался, поверь, — продолжал волновать ее Ник. — И вся ты сочная, — проговорил он.
— Уже? — воскликнула Роза, почувствовав его легкое вторжение.
— Нет-нет, дорогая. Я не стану спешить, — шепотом заверил он ее.
Роза удивленно посмотрела на него.
— Что теперь? — спросила она, озадаченно.
— Нежность, — таинственно ответил он ей и вновь приник с поцелуями. Его руки ласкали её неустанно. Оновладевал ею, как не овладевал до него никто. Она открывалась ему и уже не понимала, что с ней происходит, когда искала его губы в темноте, когда ловила его прикосновения и ненасытно ластилась к нему всем телом.
— Это… — шепнула Роза.
— Изумительно, — завершил Ник.
— Я чувствую, что будет лучше, — пролепетала она, прижавшись к нему.
— Много лучше, — уверенно подтвердил Ник.
Она расслабленно лежала на постели и ожидала его. Сначала вкрадчиво, затем все настойчивей он входил в нее, а потом они неистово соединились.
Ник переметнулся на спину, и Роза оказалась на его груди. Ее влажные растрепанные волосы накрыли его лицо. Ник обхватил ее бедра, которые продолжали подрагивать… Поцеловал горячий лоб Розы и прошептал:
— Нужно поспать…
— …или будем завтра, как два полоумных зомби, — пошутила она и подставила свои губы.
— Глупо рассчитывать, что мы сможем поспать, — возразил самому себе Ник Папэлиу и поймал поцелуй Розы.
— Тогда нам следует расстаться, — предложила благоразумная женщина, не разнимая объятий.
— Не раньше, чем наступит утро, — возразил он.
Сколько бы им ни удалось поспать, этого оказалось недостаточно для восстановления потраченных сил. Но блаженство компенсировало все издержки бессонной ночи и подарило волшебное пробуждение.
— Это тебе, — промурлыкал Ник, коснувшись губами уголка ее рта.
— Поцелуй или кофе? — спросила она, присаживаясь на постели.
— И то и другое, — ласково ответил мужчина, протягивая ей чашку.
— Как давно ты на ногах? — спросила его Роза, благодарно приняв порцию ароматного бодрящего напитка.
— Час или два… — проговррил он, пожав плечами.
— Тебе следовало и меня разбудить, — обеспокоенно откликнулась женщина.
— Ты спала, как невинный младенчик. Я же не изверг, чтобы нарушать такой сон. Нет, девочка. Я любовался.
— Чем же это?
— Тобою. Тем, как аппетитно выглядывала из- под простыни твоя тонкая лодыжка, как вздымалась ровным дыханием грудь, и лицо, осененное детской улыбкой, так и взывало о поцелуях. Но я терпел до последнего, чтобы ты оценила мою выдержку.
— Я ценю, — прошептала Роза, разгоряченная его признаниями. — Но я не чувствую себя невинным младенчиком в это утро. Чему ты виной. Я далеко не невинна, и мысли мои, и желания скорее
— Только не говори, что чувствуешь себя падшей, — шутливо перебил ее Ник.
— Нет, не падшей. Но поверженной. Все прежнее рассыпалось в прах. И теперь придется начинать с нуля.
— О чем это ты, милая? — недоуменно спросил Ник.
— Все эти годы я старательно избегала того, чего толком и не знала. Теперь же, поняв, насколько это прекрасно…
— …ты просто обязана пустить меня к себе под простыню, — завершил вместо нее Ник.
— Да-да… С радостью… Это ведь не на одну ночь, — взволнованно проговорила Роза. — Это было бы для меня ударом, — с детской непосредственностью призналась она.
Ник выдержал нейтральную мину и сообщил:
— У нас не более четверти часа… Но не тревожься, это не на одну ночь, — вынужден был пообещать мужчина, понимая, что ей необходимо слышать это. — Мы можем отменить все развлекательные мероприятия и заменить их дайвингом под простыней.
— Нет, я не настаиваю. Не думай, что я ненасытна. Мне просто нужно знать, что это не случайная связь, — смущенно прошептала Роза, зацеловывая Ника.
Он ободряюще обнял женщину. Она мгновенно растаяла в его руках. Роза была столь чутка к его ласкам! У Ника не могла не закрасться мысль, что Роза влюбилась в него без памяти. Но прояснять что-либо с женщиной в таком состоянии представлялось
ему занятием бесполезным. Он честно угождал ей.
Роза была ему не безразлична, он чувствовал себя ее покровителем, и неудивительно, что в определенный момент он ее возжелал. Но понимала ли это Роза? Ник рассчитывал на это. Она была полностью поглощена своими сомнениями и страхами, чтобы отдавать себе отчет о мотивах ее спутника и босса. И Нику показалось, что он вновь ступил на тонкий лед отношений, не предвещавших ничего хорошего. А ведь еще накануне он был одержим желанием овладеть этой ускользающей и непостижимой женщиной..
То, что для Ника Папэлиу было сексом, для Розы становилось открытием. Она словно перерождалась в его руках, преображалась от каждого его прикосновения. И он не мог не торжествовать. Еще ни одна его партнерша не награждала его таким красноречивым безгласным восхищением его мужских качеств.
И в нем разгорелись новые желания. Он уже предвкушал, как они будут нежиться, в волнах, ласкать друг друга на песке, ночевать под открытым небом, как он будет дарить ей все новые и новые невероятные ощущения, как сама тропическая природа начнет соучаствовать их близости.
Шум моря, шорох листвы, пение ночных птиц ублажают их слух, легкий ветерок овевает тела, крупные звезды озаряют их бдения, сочные фрукты и пьянящее вино утоляет их физический голод. Он грезил и овладевал ею, а она блаженствовала,
и послушность Розы становилась для него наивысшим из достижений. Ему лестно было вспоминать ее непримиримость, бесчисленные препирательства и взаимные недовольства, чтобы во всей полноте ошутить сладость победы, в которой он не мог никому признаться.
