Едва я хотела возмутиться этому абсурдному действию, как мы словно нырнули в какую-то черную дыру, заполненную невидимой ватой. А в следующее мгновение впереди открылась дверь и мы оказались в прихожей нашей с мамой скромной квартирки.
Облегчение затопило меня. Простая уютная обстановка и знакомые ароматы дома на мгновение обняли теплым коконом. Жаль, привычная безопасность родных стен была всего лишь иллюзией. Ужас свершившегося снова застучал в висках, когда, ринувшись на кухню за стаканом воды, я увидела аккуратно сложенные на столе продукты. Те самые, что рассыпались в пылу борьбы по парадной…
— Ты что, успел подобрать и сложить покупки, пока меня там наверху пытались изнасиловать?! — Я не верила собственным глазам.
«А как же все эти громкие клятвы и узы долга, которые якобы связали нас?» Мне хотелось швырнуть этот упрек в лицо невозмутимого сида, но я сдержалась, с надеждой ожидая хоть какого-то внятного пояснения.
— Страх — лучший способ заставить проявиться скрытый резерв, — внося еще большую сумятицу, ответил высший.
— Что за чушь? — вскричала я, чувствуя что еще немного и скачусь в уродливую истерику.
Руки мои тряслись и я сжала их в кулаки, пытаясь остановить беспрестанную внутреннюю дрожь.
— Сядь, — приказал сид и я, к своему удивлению, послушно уселась на табуретку. — Если ты до сих пор не заметила, то ты меняешься. Слишком быстро для мира людей, но слишком медленно для мира фейри.
— Но ведь это не навсегда. Эфаир сказал, что со временем кровь уснет, я все забуду, а следы исчезнут.
— Так должно было случиться, но не случилось. Обычное дело для пронизанного чарами Инмира. С сидами никогда нельзя быть уверенным, что все пойдет так, как ожидается, однако ты даже не полукровка. Шансов у избранной жертвы Инмира пережить встречу с обезумевшими от плотского голода Высшими не было никаких. И все же, каким-то образом ты осталась жива и даже сохранила разум. Никто не объяснил тебе, но та ночь, когда гвардейцы Умбрии пришли забрать твою невинность, была Ночью священной жертвы. На заре времен, завеса между миром смертных и миром Высоких холмов была условна. Все сиды — и Высшие, и простокровные фейри — свободно путешествовали через грань и всюду утверждали свои главенство и силу. Если бы так и продолжалось, человеческая цивилизация никогда бы не достигла своего расцвета. Мы бы просто не позволили людям вылезти из своих пещер. В самой сути каждого фейца лежит ненасытность к власти, магии и наслаждениям. Любая умеренность противоестественна для нас. По этой причине, едва баланс меж мирами был окончательно нарушен, Колыбель Инмира явила всеединый закон «Основы» и его божественных хранителей — Манадос, беспристрастных судей и вершителей. Завеса между Землей и Инмиром на долгие столетия стала практически непроницаема, подарив человечеству столь необходимый шанс на развитие. Затем, сильнейшие из нас нашли способы вскрывать прорехи и бродить неузнанными меж смертных, за давностью лет почти утративших знания о фейцах. И вновь вмешались хранители. Дабы вернуть завесе исчезающую прочность, они отмерили промежуток в триста лет и выбрали ночь, когда всякий, в достаточной мере сильный сид, невзирая на свое происхождение, может беспрепятственно покинуть Инмир и, ведомый Чарами, собрать с человечества дань по праву сильного.
— Это что получается? Раз в триста лет каждый сид, возникни у него такое желание, может прийти на Землю и надругаться над любым подвернувшимся ему под руку человеком? — Я буквально задыхалась от возмущения.
— Нет, не над любим. Чары отмечают только того смертного, кто может быть взят в качестве оплаты за свободу и безопасность всех остальных.
— И я? Я тоже была отмечена Чарами?
— Да. Ты и есть «священная жертва».
— Отчего же тогда ты уступил меня Аспидам? Получается, ты имел на меня такие же права, как и они, если не больше, учитывая что познакомились мы с тобой на несколько часов раньше.
— Не совсем так. Будучи Безымянным изгнанником, проклятым и сеющим скверну, рядом с не запятнавшими себя Высшими я не имею никаких прав. Впрочем, мне давно уже плевать, что об этом думают высокомерные задницы дворцовых прислужников. Я не собирался отступать. Но в тебе было столько жизни, столько радости и света. Со мной ты не дожила бы до утра. Эфаир же всегда отличался неуместной гуманностью. С ним ты прожила бы на день или два больше. Впрочем, это была бы не жизнь, а агония.
Я смотрела на Безымянного округлившимися глазами, ловя себя на мысли, что начинаю понимать его извращенную логику. Не день и не два меня корежило и сводило с ума желание, удовлетворить которое могли только ласки прекрасных и недоступных Высших. Это действительно была агония, сравнимая с самой лютой физической болью, но в тоже время не имеющая с ней ничего общего.
— Так ты собирался меня убить не для того, чтобы получить удовольствие, или же соблюсти вашу дурацкую традицию, а из милосердия?
Вместо ответа мужчина взял меня за руку и, развернув её ладонью вверх, разжал согнутые пальцы, оставляя обжигающий поцелуй в самом центре. Тут же, откликаясь на прикосновение его губ, в ладони запульсировало знакомое покалывание. Зерно силы — вспомнила я слова капитана Аспидов, странный подарок от Безымянного.
— Я подарил тебе «зернышко», частичку своей изначальной магии. Если бы каким-то чудом ты смогла пережить ночь и разум твой оказался бы достаточно силен, оно бы поддерживало тебя. В противном случае, стало бы маяком, и я бы пришел, дабы навсегда избавить тебя от страданий.
Высвободив руку, я обхватила себя за плечи. Адреналиновый жар сменили озноб и тошнота. Перед глазами снова встали серый сумрак и две фигуры, обратившиеся в пепел.
— Ладно, со мной все более менее ясно, — сказала я, хотя чувствовала, что за скобки рассказа опущено множество важных деталей.
Сейчас меня волновало совсем другое. Как пережить смерть двух сошедших с ума мальчишек и что делать, если ко мне пожалует полиция?
— Никак не могу понять, зачем ты убил парней? Ты же такой сильный! Они бы отстали от меня, стоило тебе только хорошенько их припугнуть.
— Увы, нет. Все не так просто, моя добрая наивная девочка. Я должен был стереть их в порошок уже только оттого, что они посмели отнестись к тебе неуважительно. За прямое же нападение, смерть — всё, что они заслужили. Вот только в том, что похоть затмила их разум, на самом деле, мало их вины. Дело в том, что ты, Юля, стала источать флёр не хуже любого древнего сида.
Я вскочила с дивана, но пережитый стресс окончательно одолел измученное тело. Ноги мои подогнулись и я бы кулем свалилась на пол, если бы сид не подхватил меня, крепко прижав к себе. Я приникла лицом к его груди, слыша ровный стук сильного сердца и вдыхая умиротворяющий аромат лиственного леса и моря.
— С ними случилось то же самое, что и со мной? — Я не поднимала головы, замирая про себя от ужаса и вины.
— Да. Но у них не оказалось твоей сопротивляемости. Флёр Высших подобен сладкому яду. Вот только противоядия от него нет.
