Книга Исход - Леон Юрис

— Ты серьезно думаешь, что из этой сумасшедшей затеи может что-нибудь выйти?

— Он умный человек.

— Да, ты прав. Этот Бен Канаан нисколько не похож на тех евреев, которых я знала раньше. Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду. О них не думаешь как о борцах.

— А как ты о них думаешь? Ты, я вижу, еще не избавилась от добрых старых предрассудков нашей родной Индианы. По-твоему, еврей — это Абраша, жена которого Сарочка?

— Марк, перестань! Я достаточно работала с врачами-евреями и знаю, какие они высокомерные грубияны. Они ни во что нас не ставят.

— У них комплекс неполноценности.

— Я бы не стала с тобой спорить, если бы ты говорил, скажем, о немцах.

— Что ты хочешь этим сказать, Китти? Мы что же, чистые арийцы, по-твоему?

— Я только хочу сказать, что ни один американский еврей не поменялся бы местом с негром, мексиканцем или индейцем.

— А я тебе толкую, что не обязательно линчевать человека, чтобы узнать, что у него внутри. Да, конечно, евреям в Америке живется неплохо, но отношение к ним таких, как ты, и то, что они два тысячелетия были козлами отпущения, — все это не могло не наложить на них особого отпечатка. Впрочем, почему бы тебе не поговорить об этом с Бен Канааном? Он, кажется, знает, как обращаться с тобой.

Китти сердито вскочила, но тут же оба рассмеялись. Они ведь не могли злиться друг на друга.

— Кстати, что такое Моссад Алия Бет?

— Слово «алия» означает «подниматься», «вставать», «взбираться». Когда еврей едет в Палестину, его называют «алия» — он встает, поднимается. «Алеф», или буква «А» — обозначение легальной иммиграции. «Бет», или «Б» — нелегальной. Поэтому Моссад Алия Бет можно перевести как Организация для нелегальной иммиграции.

Китти улыбнулась:

— Господи, их язык и в самом деле логичен!

Два дня после визита Бен Канаана Китти ощущала тревогу и не находила себе места. Она не могла признаться даже самой себе, что хочет еще раз увидеть этого великана. Марк хорошо знал ее и понимал ее состояние, но делал вид, будто никакого Бен Канаана нет в природе.

Она не отдавала себе отчета, что именно тревожит ее. Неужели та самая американская совесть, о которой говорил Бен Канаан? Она жалела о своем антиеврейском взрыве.

Как-то она спросила, кстати, несколько неуклюже, когда Марк собирается встретиться с Ари. В другой раз Китти тоже довольно неловко намекнула, что было бы хорошо съездить в Фамагусту. Затем она опять рассердилась на себя и решила вовсе не думать больше об этом Бен Канаане.

На третий день Марк услышал, как она беспокойно ходит взад и вперед по своей комнате.

Наконец Китти уселась в темноте в жесткое кресло и, закурив сигарету, решила разобраться в своих чувствах.

Ее не прельщала перспектива быть втянутой против своей воли в странный мир Бен Канаана. Она всегда была трезвой, даже расчетливой. «Китти такая умница», — говорили про нее.

Влюбившись в Тома Фремонта и решив заполучить его, она действовала по хорошо обдуманному плану. Потом разумно вела хозяйство, разумно стряпала, разумно планировала расходы. Китти даже наметила, что их дочь должна родиться весной — тоже из вполне разумных соображений. Она заглушала все свои порывы ради хорошо обдуманных решений.

Что же случилось с ней в эти последние два дня? Какой-то странный человек явился непонятно откуда, наговорил еще более странных слов. Китти видела перед собой жесткое, красивое лицо Бен Канаана, его пронзительный взгляд, читающий в ее душе, как в открытой книге, словно смеясь над нею. Она вспомнила свои ощущения, когда танцевала с ним.

Здесь не было никакой логики. Китти всегда чувствовала себя неловко в обществе евреев и честно призналась в этом Марку. Почему же все это не давало ей покоя?

Наконец она поняла, что не успокоится, пока еще раз не увидит Ари и не обойдет с ним лагеря в Караолосе. Теперь ей казалось: единственный способ покончить с наваждением — это новое свидание с ним, чтобы убедиться, что никакой мистики здесь нет, есть всего лишь банальное, преходящее увлечение. Она побьет Ари его же оружием на его же территории.

Марк не удивился, когда на следующее утро, за завтраком, Китти попросила его назначить свидание с Бен Канавном для осмотра лагерей.

— Родная, я был так рад третьего дня, когда ты приняла свое решение. Пожалуйста, останься при нем!

— Сама не понимаю, что на меня нашло, — оправдалась она.

— Бен Канаан действовал наверняка. Он знал, что ты придешь. Не будь дурой, черт возьми. Если ты поедешь в Караолос, тебе уже не выпутаться. Послушай, хочешь, я тоже откажусь? Сейчас же и улетим отсюда.

Китти покачала головой.

— Любопытство тебя погубит. Ты же всегда была такой благоразумной. Что случилось?

— В моих устах это звучит странно, не правда ли, Марк? Такое чувство, будто меня толкает какая-то неведомая сила. Но можешь не сомневаться: я еду в Караолос, чтобы покончить со всем этим. А не начать.

Марк понял другое: Китти попалась, хотя и не хочет в этом признаться. Оставалось только надеяться, что это ее не погубит.