Я уставился на страницу.
Лорд Эшкомб наблюдал за мной.
– Что-то не так? – спросил он.
– Э… нет. – Я почувствовал, что у меня начинает гореть лицо. – Это… заметки. Напоминания, что именно купить. Каких ингредиентов не хватает. Каких мало – и их надо купить дополнительно и … всё такое. Цифры означают количество. – Я положил руку на страницу. – Мастер не записал леди Брент. И никого после неё.
Чёрные глаза-колодцы лорда Эшкомба, казалось, видят меня насквозь. «Он знает, – подумал я. – Он понял, что ты врёшь!»
Лорд Эшкомб собирался было заговорить, но тут со скрипом открылась дверь, и он обернулся. Солдаты-охранники – тоже.
Я сделал это не задумываясь. Мои пальцы сжали угол страницы, и я дёрнул её прежде, чем захлопнул книгу. Лорд Эшкомб и его люди, отвлечённые скрипом двери и шумом с улицы, не заметили, что я вырвал лист.
Глава 10
Я заложил руки за спину и скомкал листок. Подняв рубашку, сунул смятую страницу книги за пояс штанов.
В дверь вошёл старик. Он хромал и опирался на изогнутую деревянную трость. Один из солдат упёрся рукой ему в грудь, вынудив остановиться. Старый мужчина повиновался, оставшись спокойным невозмутимым.
Страница из счётной книги царапала мне спину.
– Впусти его, – сказал лорд Эшкомб.
Я узнал старика и двух людей, вошедших следом за ним, хотя и не видел их три года. Все они были членами совета гильдии аптекарей.
Хромого старика, одетого с головы до ног в шелка изумрудного цвета, звали сэр Эдвард Торп, и он возглавлял гильдию аптекарей. Он стал магистром гильдии ещё до моего рождения. Болтали, что он до сих пор жив, поскольку нашёл эликсир бессмертия. Может, и так. Не исключено, что сэр Эдвард ходил по земле ещё во времена Моисея. Во всяком случае, выглядел он на добрую тысячу лет. Даже его парик был седым.
С ним пришли члены гильдейского совета – Валентин Грей и Освин Колтерст. Валентина я едва знал – больше по сплетням и слухам. Он был секретарем гильдии и, как говорили, самым богатым аптекарем в городе. Что ж, золотая цепь, обвивавшая его шею, была достаточно толстой, чтобы увидеть её даже с небес. Ещё говорили, что он страшно сварлив, и угрюмые складки в уголках его губ наводили на мысль, что слухи правдивы.
Освина я помнил отлично. Именно он сподвигнул преподобного Тальбота отправить меня на обучение к аптекарям. И он же принимал экзамен. Поскольку Освин сам предложил мне вступить в гильдию, я думал, что и на экзамене он будет снисходителен. Куда там! Я дрожал как осиновый лист, когда он, ожигая меня пристальным взглядом, сурово задавал вопросы из самых разных областей – математики, истории, теологии и латыни. В латыни он был особенно придирчив. Но в приюте меня били смертным боем за невыученные уроки, и я наловчился изъясняться как сам Юлий Цезарь. Тогда, держа экзамен, я решил, что этот человек – тиран и деспот. Но после, когда оказалось, что я прошёл испытание, сэр Эдвард и Валентин Грей просто кивнули мне, а Освин тепло улыбнулся и поздравил со вступлением в гильдию.
Сегодня он не улыбался. Лишь поприветствовал меня коротким кивком – и вместе с другими членами совета подошёл к телу моего учителя.
– Боже, спаси и сохрани, – выдохнул Валентин, осенив себя крестом.
Освин скрестил руки на груди и отвернулся.
Сэр Эдвард с мрачным видом покачал головой, обернулся к лорду Эшкомбу и заговорил – твёрдым и звучным голосом, который так не подходил его немощному телу.
– Наша гильдия под угрозой, Ричард. Мы просим помощи Его Величества.
– Именно поэтому я здесь, Эдвард, – сказал лорд Эшкомб.
– И что же ты делаешь? – спросил Освин. В его голосе скользнуло презрение.
Ответ Эшкомба был столь же резким.
– Свою работу, пуританин.
Когда вошёл Освин, лорд Эшкомб заметно помрачнел. Теперь я понял почему.
До этого момента я не знал, что Освин – пуританин. Да, он носил простую одежду, не такую богатую, как у остальных членов гильдии: коричневый шерстяной камзол поверх белой рубашки. И выбритая голова без парика отличала его от прочих. Он был строг и суров. Когда на экзамене я не мог ответить на тот или иной вопрос, его язвительные упрёки били больнее, чем кулаки преподобного Тальбота. Но, поговорив с ним после испытания, я понял, что Освин вовсе не зол и не жесток. Он просто хотел убедиться, что я гожусь в ученики.
«Очень многие здесь считают, что безродному сироте не место среди них, – сказал он, кивнув на подмастерьев и мастеров, ходивших по залу. – Они были бы счастливы, если б ты провалил экзамен. Но не сомневайся в себе, Кристофер. Не важно, кто ты по роду. Важно, что ты за человек».
После этого я чувствовал себя намного лучше. Лучше, чем в госпитале Христа. Лучше, чем когда-либо прежде. Так что пуританин или нет – он вовсе не казался мне таким уж ужасным.
Однако я понимал, что лорд Эшкомб, который вместе с королем провёл девять лет в изгнании, видел ситуацию совсем иначе. Когда наш король вернулся и пуритан начали отстранять от власти, лорд Эшкомб возглавил эту «чистку». Тех, кто был предателем (и некоторых из тех, кто не был), казнили. Мрачный взгляд, которым Эшкомб смерил Освина, наводил на мысль, что королевский эмиссар не прочь насадить ещё одну голову на пику на лондонском мосту.
Сэр Эдвард успокаивающе положил ладонь на руку Освина.
– Прости моего коллегу за резкость, Ричард. Но его негодование можно понять. Бенедикт Блэкторн – четвёртая жертва из нашей гильдии.
– Тогда, может быть, один из вас расскажет мне о культе Архангела? – сказал лорд Эшкомб.
Сэр Эдвард нахмурился.
