Глава 20
«У тебя нет выбора Мор. Ты должна решить эту проблему. Или ее решу я!»
Голос сестры эхом бился в голове, отдаваясь в висках. Стиснув зубы, я подняла руку выше, сжимая второй ворот чужой футболки. До треска рвущейся ткани, до боли в побелевших костяшках. И нет, мои пальцы не дрожали, сжимая стилет, а сердце…
«У тебя нет выбора, Мор. Ты должна решить эту проблему. Или ее решу я!»
Сердце, еще секунду назад бившееся так размеренно и безразлично, дрогнуло, пропуская удар. Всего на секунду, на какое-то отвратительное мгновение. Но этого хватило, чтобы я застыла, сжимая нагретый металл, и не смогла отвести взгляд. Я смотрела на грубые, мужественные черты лица, на беззащитно подставленное горло, на изогнутые в широкой, едкой насмешке пухлые губы…
Я смотрела жадно, дико, собственнически. И получала точно такой же взгляд в ответ. Не имея ни сил, ни желания противиться приятной дрожи, прошившей от макушки до кончиков пальцев на ногах, чувствуя, как внутренности скручивает от животного желания.
«У тебя нет выбора, Мор…»
— Блять, — это все, что я могла сказать, осознавая для себя один простой, но очевидный факт. И выплюнула, предательски зажмурившись. — Не-на-ви-жу… Как же я тебя ненавижу… Волчара!
Коротко всхлипнув, я сильнее сжала ткань футболки, дернув ее на себя. И совершила свою самую большую ошибку в этой и нескольких следующих жизнях. Я впилась грубым, жестким, злым поцелуем в кривящийся в усмешке рот. Не замечая, как и когда выпал из ослабевших пальцев чертов стилет, а магия развеялась, развязывая руки одному конкретному оборотню окончательно и бесповоротно.
Мои пальцы зарылись в его темную, непокорную шевелюру, больно дергая мягкие прядки. Чужие ладони по-хозяйски скользили по бедрам вверх, сжимая мою задницу и беспардонно забираясь под край скромных шелковых шортиков. А я дурела, откровенно дурела от его прикосновений, от утробного рыка, вибрировавшего где-то в широкой, твердой груди. От поцелуев укусов и бесконечной войны за доминирование. От хриплого, тяжелого дыхания оседающего на коже и привкуса крови на языке, потому что…
— Волчара, когда ты успел прокусить мне губу?
— Это все, что тебя волнует, сладкая? — он тянул гласные, глядя на меня насмешливо и совершенно безумно. Так, что между ног стало нестерпимо горячо и влажно, а тонкий пеньюар неприятно льнул к коже, раздражая одним фактом своего существования.
Острые когти легко вспороли тонкую ткань, разрывая дорогой шелковый комплект в клочья, пройдясь в наглой, острой ласке по моей обнаженной спине.
— Ты нарываешься, волчара, — я хрипло хохотнула, дернув недовольно рыкнувшего альфу за пряди волос. Откровенно и бесшабашно провоцируя волка на агрессию. Томно прогибаясь в пояснице и плавно скользя по напряженному члену, так восхитительно ощущавшемуся даже сквозь грубую ткань джинсов.
«У тебя нет выбора, Мор. Ты должна…»
Тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли и воспоминания. Как-то упустив тот момент, когда волк вывернулся, легко прижимая меня к полу всем своим телом. Горячее дыхание обожгло ухо, вызывая новую дрожь во всем теле от прикосновения теплых, ласковых губ к шее. Мужчина хмыкнул, переплетая наши пальцы и сжимая мои ладони до боли, пригвоздив их к полу и не давая пошевелиться.
И выдохнул, с оттенком животного рыка, глядя на меня не мигая:
— А ты меня бесишь, ведьма. И у нас это самое взаимное чувство, детка…
Мой довольный смех оборвал хриплый, жалобный стон. Острые клыки вошли в кожу легко, как нож в масло, прокусив до крови и ставя очередную метку. Посылая по телу волну сильного возбуждения и горько-сладкого желания, оседающего вязким привкусом на языке. Того самого, что невозможно было терпеть и невозможно утолить простым, случайным сексом, без обязательств и имен.
— Моя…
Вдох-выдох. Прямо в губы, глядя глаза в глаза, сжав пальцами мои запястья до боли и синяков. И все что я могу, это покорно подставлять беззащитное горло, подчиняясь и проклиная себя за эту чертову слабость.
И да, я пыталась. Я пыталась доказать себе и блядскому волку, что между нами нет ничего. Так, разовый трах на одну жаркую ночь, не больше и не меньше. Что меня не интересует эта предательская страсть, что от его мягкого, бархатного шепота, пробирающего до костей, до самого нутра не коротит разум. А от запаха зверя, этого чистого, ничем не оттененного мускуса, с примесью сладкой свежей крови и терпкостью теплого, осеннего леса, подгибаются колени и отключается инстинкт самосохранения у всяких наивных дурочек… Но не у меня. Точно нет.
Определенно нет.
— Моя маленькая, сладкая Мо-о-ор…
Я широко, шало улыбнулась, с силой проводя ногтями по его широкой спине. Оставляя глубокие царапины на смуглой, горячей коже.
— Как много слов, волче… Как мало дела… — я выгнулась, закусив губу и зарываясь пальцами в непослушные темные пряди. Коротко хохотнула и впилась в губу очередным влажным, долгим, невыносимо пошлым поцелуем.
Ярость? Ненависть? Злость? Долг и выбор?
Да в Бездну все это! Только страсть, обоюдная и всепоглощающая. Сжигавшая дотла кислород в наших легких, в обжигающем дыхании — одном на двоих. И никаких глупых доводов разума, логичных причин или связных мыслей. Ни-че-го. Кроме нас двоих, инстинктов и эмоций. Когда не знаешь, где заканчиваешься ты и начинается твой партнер, да и…
Кого это волнует?
Первый толчок оказался неожиданным. Утонув с головой в мареве томных, тягучих ласк, я опять упустила тот момент, когда щелкнула пряжка ремня, а в следующую секунду Кайл заполнил меня одним медленным, сильным движением. И, прижавшись губами к моему уху, насмешливо протянул:
— Ну что, детка? Поехали?
Ядовитый ответ так и просился с языка, и я даже открыла рот, намереваясь высказаться. Но вместо едких, колючих слов с губ сорвался жалобный стон. Потому что это животное легко прошлось языком по особому местечку под линией челюсти, прочертив влажную дорожку до выступающих ключиц. Посылая электрический разряд удовольствия по телу, заставляя меня дрожать и хныкать, умоляя о большем.
В который уже раз засовывая свою гордость далеко и глубоко. Впиваясь ногтями в поджарый бок, вычерчивая на влажной от пота коже замысловатые узоры. И поддаваясь на каждый толчок, снова и снова. Теряя голову окончательно и бесповоротно, целуя зло и сильно этого невыносимого, упрямого, деспотичного волка.
Своего волка. И хрен я кому-то его отдам. А о том, что творится в этом долбанутом на всю голову городе, полном всякой сверхъестественной херни я подумаю завтра. Если это все еще будет актуально.
— Еще… — мой шепот тонет в окружающей тишине, нарушая хрупкое, мучительно-сладкое наслаждение. Медленное и такое плавное, что хочется крикнуть, ударить, причинить боль нагло и самодовольно ухмыляющемуся Кайлу. — Ну же!
