Глава 22
— Ты видел падающие звезды?
— Падающие?
— Да.
В темноте сквозь незашторенное окно Алиса с Пашкой напряженно провожали взглядом одну и ту же точку, плавно бегущую по усыпанному бесчисленными блестками небу. Она словно сорвалась со своего насиженного места и одна единственная неприкаянная неслась теперь, как мелкая мошка на свет к манящему яркому диску луны. Оба знали, что это никакая не звезда, а обычный спутник, курсирующий по привычной своей орбите, но смотрели, не отрываясь. Зачарованно.
— Не знаю. Не помню. Наверное, не видел.
— И я нет.
— В городе вряд ли заметишь, — со знанием дела заявил Павлик. — Это надо куда-нибудь на дачу, например. Где света поменьше. Да и не звезды это падают, а метеориты. Или кометы.
— Понятно, — еле слышно отозвалась Алиса, вздохнула.
Пашка оторвался от почти добежавшего до края оконной рамы спутника, повернул голову. На старой “полутораспалке” для двоих места мало. Но это было даже здорово. И пусть рука слегка затекла от лежащей на ней головы девушки. Пусть было неудобно, а в груди снова слегка сдавило тоской, детской, застарелой, подзабытой. Пусть. Пусть он привычно, как обычно, был просто друг, сосед и все еще ребенок, которому кроме звезд мерцающих и холодных в эту ночь ничего не могло светить. Ну и что. Все равно это была очень крутая ночь. Где были только Он, Она и Темнота. Тесно прижатые бок о бок тела, глаза смотрящие друг на друга и луна. Луна лениво дрейфующая в зрачках Алисы.
— Хочешь загадать желание?
— Не знаю, — ответила она безразлично. — Может быть, почему бы и нет, — дыхание коснулось его щеки.
Губы близко.
Пашка отвернулся. И снова бескрайнее небо с далекими огоньками на нем. И луна, теперь там за стеклом.
А вот он бы без всякого сомнения загадал. Глупое, давнишнее желание, такое неразумно-детское, но такое заветное. Именно сейчас его вдруг особенно остро захотелось. Хотя бы разок, на эту ночь. Потому что все так соблазнительно: Он, Она и Темнота. Но звезды не двигались, и даже спутник, и тот, исчез, улетел. Нереальными были мечты. Несбыточными.
По-правильному ему вообще не стоило сейчас здесь находиться и не мечтать о всякой пошлости. По-умному, вернувшись со скандально завершившегося праздника на такси, с Алисой надо было распрощаться еще на лестничной площадке. Ему направо, ей — налево. И снова выкинуть из головы все, что давно перекипело. Зачем влез в чужие семейные траблы? Зачем вообще поперся на эту вечеринку? Зачем напился? В драку полез… Столько много “зачем”, на которые ответа не находилось.
Она не просила остаться, но уйти в свою дверь он в итоге не смог. Сам не захотел. Последние слова Иванцова, брошенные вслед Алисе, отказавшейся все-таки снова возвращаться домой, витали в воздухе:
“ Ты же все равно прибежишь”, — кричал он, угрожая. — “Все равно никуда от меня не уйдешь. Не сможешь. Зачем из себя что-то строишь?”
Даньку несло. От злости, обиды, бессилия и нетрезвости.
Алиса, все уже высказавшая в запале до этого, больше ничего не отвечала. Молчала безразлично. И в такси ни слова не произнесла.
Надо было, выйдя из лифта, сказать ей: “пока”. Попрощаться. Но после поворота ключа в замке он зашел следом за девушкой в ее сонную квартиру. Она и тут не отреагировала, лишь посторонилась, пропуская Пашку вперед в свою комнату.
Не смог он ее оставить одну в компании с печалью. Как друг, как сосед, как тот, кто никогда не умел не прийти ей на помощь.
Вдвоем легче грустить. Лежать, выглядывать падающие звезды, когда в тишине только Он, Она и Темнота.
— Мне кажется, я знаю чего бы ты загадала, — задумчиво отозвался он, пропустил пряди волос девушки сквозь затекшие пальцы.
— Думаешь? — Алиса с сомнением хмыкнула.
— Почти уверен.
— Вот как? Ну и…
— Что и?
— Говори, раз начал. Вангуй, Нострадамус.
Она даже привстала, сложив руки на его груди, уткнулась в них подбородком, уставилась с ехидным интересом и заведомой уверенностью, что не угадает. Зато немного оттаяла. Ожила.
— Ну? — приподняла бровь.
Ну? Что ну? Об Иванцове Пашке говорить не хотелось — зря ляпнул. Но раз начал...
Он невесомо провел ладонью по спине девушки, поправил непослушный локон на лбу.
— Ладно. Хорошо, — произнес с досадой. — О Даниле. Желание было бы о нем. Да? — О ком же еще? Нет ничего и никого важнее его в голове Алисы. Тут провидцем быть не нужно. — Чтобы пожалел о своих словах, сказанных сдуру.
— Сдуру?
— Сдуру, — уверенно подтвердил. — Чтоб сам пришел. Приполз. Что там еще? Раскаялся? Прощения попросил. Так?
— И женился тогда уж, — подсказала Алиса.
— И женился, — кивнул Пашка. — И не уехал.
Внезапно их накрыла тишина. Странная. Тревожная. Алиса продолжала смотреть, словно что-то еще хотела услышать. Или сказать. Или…
Пашка нервно сглотнул, как какой-то растерявшийся неопытный пацан, руки вдруг стали мешать, и он поспешно убрал их за голову, улыбнулся ни к месту.
— Угадал?
— Нет, — покачала она задумчиво головой.
Не угадал. В корне ошибся. И что последует за этим непонятным напряженным взглядом, пронизывающим его, тоже не смог предсказать. Или смог. Просто не поверил сам себе и волнению, накрывшему на несколько секунд раньше, прежде чем случилось вдруг невероятное. Невозможное. Губы Алисы неожиданно прижались к его губам. Не спрашивая, без робости, непонятно, с какой целью, но нежно и в то же время горячо. Сердце ухнуло, и в зобу дыханье сперло, а после и вовсе забылось, как пропускать воздух по легким. Поцелуй превратился в жаркую безумную бесконечность.
Кровать-полуторка перестала быть тесной. Её в самый раз хватало теперь для двоих. Мешала только одежда, хотя и сквозь нее Пашка под ситуацию успел ощупать ставшее поразительно податливым девичье тело. Почему и с какого такого праздника все вдруг изменилось — не понимал, а вдаваться в подробности не спешил. Чудеса случились пред-предновогодние или же спутник все же оказался счастливой звездой — все это было абсолютно неважным. Не сейчас и не здесь. Потом выяснит. Когда мечта превратится в реальность. Просто крыша резко поехала, не до размышлений стало.
Павлик пробежался нетерпеливым взглядом по скрывающей многое толстовке.
— Что это? — осмотрел надпись «Star Wars» на вздымающейся манящей груди. — Это вроде моя? Да? — хитро улыбнулся.
— Да. — Алиса кивнула.
— Я тогда заберу? Тебе же уже не надо? — подцепил за низ одежду, оголяя живот. Гладкий, теплый, дрогнувший под его тяжелой ладонью.
— Уже не надо. — В зрачках колыхнулась отразившаяся луна. — Забирай, — разрешили губы. Жаркие, от которых опять не сразу получилось оторваться.
