Имеется целый ряд документов, из которых видно, что от набора-девширме были освобождены и некоторые другие категории христианского населения, несшие какую-либо государственную повинность (содержавшие на постое гонцов-улаков, занятые на крепостном строительстве, изготовители весел для турецкого флота и т. д.)84. Жители некоторых категорий земель также освобождались как от уплаты части налогов, так и от набора-девширме. Так, например, мюльковые земли в районе Йени Иль, принадлежавшие матери султана Мурада III (1574–1595), при обращении их в вакуф были, по желанию их владелицы, освобождены от чрезвычайных налогов, местных налогов и набора-девширме, о чем было официально сообщено местному кади85.
Конечно, не все, подпадавшие под набор-девширме, отрицательно относились к нему. Уже упоминавшийся немецкий путешественник Герлах записал свои впечатления от встречи с местными мальчишками-греками в окрестностях Бурсы, которые вызвались показать ему местные христианские храмы. Они радостно сообщили ему о том, что скоро станут янычарами и будут иметь жалованье, почет и подарки86. Герлах описал свои впечатления от поездки в Османскую империю в 70-х годах XVI в., когда янычары пользовались уже высоким социальным престижем, добившись для себя максимума почета и привилегий.
Хорошо знакомый с жизнью Османского государства Му-раджа д’Оссон, автор XVIII в., пишет, что набор-девширме, который к его времени, как он утверждает, ограничивался лишь областью Албании, Боснии и Болгарии, не вызывал никакого недовольства населения. Он сообщает, что турки редко вынуждены пользоваться силой при рекрутировании и что родители радуются милости, которая позволяет их детям попасть в янычарский корпус87.
Несмотря на то что, как правило, в число рекрутов попадали сыновья крестьян, при девширме, по-видимому, поощрялась практика наборов сыновей местной христианской верхушки. В правилах о наборе-девширме, как их описывает автор «Мебде-и канун», содержится предписание брать сыновей «знатных лиц, детей священников, детей самых лучших среди неверных»88. Набор детей местного нобилитета, особенно на ранних этапах развития Османского государства, являлся важным инструментом укрепления связей правительства с местной немусульманской верхушкой и христианской церковью.
Почти всех рекрутов ожидала военная карьера янычар. Однако некоторые из набранных, в том числе сыновья высоких лиц среди христиан, попадали в дворцовую школу ич огланов, являвшуюся питомником османской администрации. В нее помещали, как правило, мальчиков привлекательной наружности, выходцев из знатных христианских семей89. Их готовили к государственной службе. Они жили в особых дворцовых помещениях под присмотром воспитателей и надсмотрщиков90. Высший эшелон государственной власти в Османской империи заполнялся во второй половине XV–XVI вв. почти исключительно лицами нетурецкого происхождения, принявшими ислам, каналом для чего служила система девширме или прямой захват пленных. Мальчики-пленники благородного происхождения имели шанс попасть именно в дворцовую школу ич огланов, где облаченные в «легкие белые салоникские ткани», они получали мусульманское образование. Каждое утро к ним приходили учителя, учившие их писать и читать, они знакомились с основами своей новой религии и приобщались к правилам османского «адаба», т. е. мусульманских правил поведения. Выходцем из такой школы был виднейший представитель османской правящей верхушки великий везир Махмуд-паша, пользовавшийся огромным влиянием при дворе османского султана Мехмеда II, завоевателя Константинополя. В детстве в Сербии он был захвачен турками в плен вместе со своей матерью, воспитан в султанском дворце, женился на дочери великого везира Заганос-паши, также не турка по происхождению, и со временем стал великим везиром. Махмуд-паша родственными узами был связан с рядом аристократических фамилий Балканского полуострова и, в частности, по материнской линии, с Палеологами91.
Практика проведения наборов-девширме выработала своеобразные предписания, которые должны были учитывать вербовщики. Женатых юношей запрещалось брать из-за их отсутствия стыдливости, сыновей ремесленников предписывалось не брать из-за того, что они оказывались плохими воинами («ремесленник не станет переносить тяготы [военной службы] ради жалованья»). Не рекомендовалось брать тех юношей, которые какое-то время пожили в Стамбуле, — они окажутся людьми, утратившими чувства стыда. Мальчиков слишком высокого роста или, наоборот, слишком маленького также предпочитали не брать в янычары, как и юношей с мягкими чертами лица. Автор «Мебде-и канун», пишущий об этом, полагает, что такие «склонны к смуте и бунту» и выглядят недостаточно мужественно. Не рекомендовалось брать чересчур словоохотливых и т. д.92 Все эти предписания не являлись, по-видимому, строго обязательными, а лишь желательными.
Автор «Мебде-и канун», который составил свое сочинение в самом начале XVII в., был озабочен восстановлением порядка в янычарском войске, улучшением его состава и восстановлением практики девширме в ее первоначальном виде. Он хорошо знал то, как обстоят дела с рекрутированием в действительности, сколь много злоупотреблений происходит при проведении наборов. Выступая с позиций государственных интересов, как то было свойственно многим османским чиновникам в конце XVI в., с тревогой наблюдавшим за ослаблением военной мощи Османской империи, этот автор пытался искоренить злоупотребления при наборах, от которых страдало местное население. Он пишет, например, о том, что не следует взимать с жителей деревни, из которой был произведен набор мальчиков, «хылат бахасы», деньги, предназначавшиеся, очевидно, на покрытие расходов по экипировке рекрутов. Он замечает, что если все же сбор этих денег производится, то нельзя взимать более 200 акче, ибо «в старые времена взималось по 100 акче». «Ныне же, — пишет он — когда аба93 в цене, берут и по 300 акче… [Эти деньги] нужно взимать в зависимости от числа новобранцев»94. Плата эта, судя по сохранившемуся указу от 1622 г., составляла уже 600 акче95.
Согласно зачитанному в венецианском Сенате сообщению венецианского посла при дворе султана Сулеймана II (1520–1566) Бернардо Наваджеро, прибывшего в Стамбул в 1550 г., вербовщик-янычар, которому поручалось проведение набора мальчиков, вез с собой «столько новых одежд, сколько нужно для новобранцев»96. Таким образом, взимаемая плата «хылат бахасы» в некоторых случаях должна была покрыть расходы, понесенные казной, на приобретение платья для новобранцев.
В одном из сохранившихся указов о наборе-девширме от 1550 г. говорится, что два зимми по имени Дурмуш и Яни приняли на себя обязательство заплатить по 100 акче за одежду для новобранцев, рекрутированных в их местах97. К сожалению, из документа не ясно, была ли уплата этих денег благотворительным актом богатых лиц, заплативших за крестьян, или же уплаченные деньги они впоследствии должны были с них собрать.
Автор «Мебде-и канун», рассказывая о наборах-девширме, предупреждает о недопустимости незаконных поборов с населения тех мест, где происходит набор, — особенно продовольствия, «овец и ягнят»98. Это говорит о том, что подобные незаконные поборы были весьма распространены. Он же предлагает янычарскому аге посылать проводить набор людей, славящихся своей честностью «Если [выяснится, что] было какое-то притеснение со стороны [янычар] — чорбаджи либо находящихся при них кятибов и кетхюда, наказывать [их] по закону. Если же притеснений не было, если [они] действовали согласно закону, [янычарский ага] должен оказать им милость»99.
