Видимо что-то такое он рассмотрел в моем лице, хмыкнув, проверил веревки на руках и ушёл, забрав с собой единственный источник света. В моей голове беспорядочно роились неутешительные мысли. Я наверняка могла сказать, что изначально я ошиблась с количеством проведенного без сознания времени, когда марево наведенного зельем сна развеялось, я поняла, что просто невероятно голодна — за несколько относительно спокойных и сытых недель я привыкла питаться регулярно, и болезненное урчание в животе, только подтверждало мое предположение. Более того естественные потребности организма не просто давали о себе знать, а били в набат. Каким-то дополнительным унижением и без того в этой ужасной ситуации, была невозможность нормально справить нужду. Для себя я решила, что по возможности, я постараюсь не пить много жидкости, не только опасаясь повторного отравления, но и стараясь сократить мои походы в туалет. Отломив кусок хлеба и понюхав воду, я приступила к скудной трапезе. Жёсткая, сухая краюха, с трудом жевалась, царапая нёбо. Я съела не больше четверти, не знаю, когда похититель решит покормить меня в следующий раз, но запихнуть в себя еще больше сухого, плесневелого хлеба, не смогла.
Подойдя к двери, я несколько раз дернула за ручку в надежде на забывчивость гада, но тщетно, щеколда явно располагалась с противоположной стороны, впрочем, как и положено в погребе.
Расстроившись, сильнее, чем я хотела себе в этом признаваться, я села на матрас, поджав под себя босые ноги, стараясь укрыть их подолом платья и согреться. Ощутимый холод и сильная влажность поспособствовали тому, что я невероятно продрогла, ступни были ледяные, а лоб обжигающе горячий, тело же сотрясал озноб. Я представляла себе, что я сейчас на летнем песчаном пляже, ласковое солнце согревает меня, растянувшуюся на шезлонге с любимой книгой, высокое голубое небо, пушится кучерявыми облаками, а крикливые чайки дерутся за мелких морских гадов, оставленных отливом на берегу. Осознание, что возможно последние дни моей жизни я проведу в этой земляной яме расстраивало меня сильнее, чем все остальное. Мои мысли то пускались вскачь, то плавно текли, но я никак не могла сосредоточиться, а спустя некоторое время, когда казалось, я согрелась и потянулась к воде, у меня уже вовсю болело горло. Прилипший к небу язык распух, глаза щипало — на лицо было обезвоживание, вызванное какой-то гадостью, что дал мне похититель. Сделав несколько жадных глотков, я выронила кувшин на пол и сложилась пополам от страшных спазмов в желудке, изо рта у меня пошла горькая пена, и я вновь потеряла сознание.
Приходила я в себя, то выныривая на поверхность, то вновь погружаясь в забытье, балансируя на поверхности и чая дотянуться до трезвого сознания, и вдруг, как будто что-то вытолкнуло меня в реальность, и распахнув глаза, я осознала, где нахожусь. Несколькими часами ранее, помнится, я сокрушалась, что мне суждено умереть под землей… Что ж бойтесь своих желаний, ведь им свойственно исполняться. Я не умру под землей. Моя жизнь оборвется под бархатным, полуночно-синим небом с россыпью незнакомых звезд и чужой яркой, грязно-жёлтой луной.
Я лежала на ещё теплой земле, или мне так казалось из-за жара, опутывающего словно силки паука моё тело, руки и ноги мои были разведены и привязаны по отдельности, к толстым, прочно вбитым, деревянным столбцам. Ворот платья был разрезан до паха, и теплый летний ветер, шаловливо ворошил остатки ткани на голой груди, впрочем, панталоны были на месте, что немного обнадеживало в этой ситуации, так как по крайней мере, этот урод не надругался над моим бессознательным телом. Почему-то от того, что меня могут вот так цинично и мерзко взять не то, что без моего желания, а даже без моего ведома становилось совершенно невыносимо.
Наконец-то невыносимое ожидание закончилось: одетый в такой же бесформенный балахон, как те маги-отступники, что напали несколько дней назад на наш отряд, единокровный брат Себастьяна что-то чертил на земле, зажигая свечи и расставляя их в определенном, только ему ведомом порядке. Все это он делал совершенно молча, еще сильнее нагнетая зловещую обстановку, хотя куда больше, я и так совершенно потерялась от ужаса, осознавая неминуемость своей гибели. Почему-то мне казалось, что, либо Дрэго, либо Рэйдж, но меня найдут и непременно спасут. Я вяло подергала руками, стараясь сдвинуть столбцы хоть немного, но только сильнее затянула хитрые узлы на веревке. С лицом, на котором не читалось ни сумасшествия, ни одержимости, а только сосредоточенная отрешенность, Ортэго Нанодем, бормоча что-то на смеси латыни и итальянских языков, начертил мне пальцами, фигуру на груди, периодически окуная их в чашу, с маслянистой, пахнущей миррой жидкостью. Его глаза горели как угли, кожа казалось имела слегка зеленоватый оттенок, движения были чётко отмеренными и знакомыми, словно он сотню раз уже проделывал нечто подобное, хотя чего это я, конечно он проводил этот ритуал неоднократно. Как там говорил герцог? Они из пили мага как из родника с ключевой водой. Чтож думаю, я начала понимать к какому ритуалу готовит меня бастард, хотя думаю сына графини ждет большоооой сюрприз. Во мне не было ни песчинки магии, хотя я догадывалась почему он решил, что я являюсь сильной колдуньей. Отряд более чем из тридцати сектантов напал на нашу небольшую группу, и из них никто не выжил. Уверенна он считает, что я, тому причина, ведь не стал бы Цесс таскать меня с собой просто так. Себастьян так долго скрывал магическую силу, стараясь не задеть более слабого отца, что о ней известно лишь паре проверенных друзей, а уж то, что ему удается полный оборот в виверна, говорит о том, что сила его просто огромна, это постоянно повторялась в тех книгах, что мне удалось найти. Последний правитель умеющий полностью обернуться жил более шести сентов (веков) назад и то, что Себастьяну такое по силам, говорило о его невероятной магической мощи, появившейся внезапно, которую пока, ему удавалось скрывать.
В этот момент Ортэго встал у моих ступней, сжал цепочку с круглым кулоном из чёрного матового камня и закрыв глаза, начал на распев читать какое-то заклятие и раскачиваться в такт словам, входя в какое-то подобие транса. Я поняла, что ритуал подходит к концу, когда он стал повышать голос и на последних словах громкость его речитатива достигла апогея и он практически кричал. Сильный, красивый голос прорезал ночную тишину и умолк. Я ожидала агонию и боль, мрак и безысходность, смерть в конце концов…
…У меня нестерпимо чесался нос, и невозможность дотянуться до него выводила меня из апатии, приводя в бешенство. А еще в этом мире, как оказалось, тоже существуют прожорливые комары, которые кучным роем кружили надо мной, мерзко пища и предвкушая трапезу. На лице Нонадема было совершенно непередаваемое выражение удивления, и решившись, он обошёл меня по кругу, поправляя свечи и вновь обмазывая меня маслом. Думаю, именно эта вонючая субстанция на моем теле, не давала полчищу мелких кровососов набросится на меня, и выпить подобно мифическим вампирам всю мою кровь. Интересно, а здесь есть вампиры?
Вообще этот мир меня очень тщательно старался умертвить, и я чувствовала, что мне тут не до конца рады. В конце концов зачем-то мироздание выплюнуло меня именно сюда, так почему я словно ходячее несчастие притягивала к себе неприятности. Тем временем озадаченный отступник вновь начал свой ритуал, в этот раз внимательно наблюдая за мной из-под полуприкрытых век. Я же пыталась вычленить знакомые слова и перевести то, что он говорит. Получалось очень странно, что-то вроде: всевластие…осел…сила…виноград…спинка стула…кальсоны…Последним очень громко было произнесено до боли знакомое слово, и если в первый раз я старалась не вслушиваться, дабы не осознавать кошмар, что меня ожидает, то теперь какая-то лихая бесшабашность и остервенелое равнодушие, охватили моё безразличное сознание. Дело в том, что в переводе с итальянского это слово в общей фразе, что он произнес, не вырыванное из контекста, звучало очень достойно, я бы даже сказала величественно, что-то вроде: да переполнит последняя капля сию чашу. Но мне так и не удалось проникнуться торжественностью момента, так как он на столько громко произнес последнее слово, что оно отделилось от предложения и смысл всей фразы скатился до непотребства. К тому же это слово очень четко отражало состояние моих дел в эту самую минуту: фисес. Полный фисес. И когда у неудачливого похитителя вновь не получилось выкачать из меня магию, да откуда ей было взяться, на его красивом, по-своему, лице вновь появилось выражение такого неподдельного изумления, что я не сдержалась и вопреки ситуации засмеялась. Сначала тихо, а затем все громче. Совершенно неприлично похрюкивая и давясь слезами.
