Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Но вместе с тем Сноу понимал и слабость аргументации контагионистов. И за Харнольдом, и за Бленкинсоппом ухаживал один и тот же врач, который провел с ними в комнате не один час на стадии «рисового отвара». Тем не менее сам врач не заболел. Холера явно не передается просто при близких контактах. Собственно, самой загадочной чертой болезни оставалось то, что она могла легко перемещаться между городскими кварталами, при этом перескакивая целые дома. Следующие случаи болезни в Хорслидауне наблюдались через несколько домов от места жительства (и смерти) Харнольда. Вы могли быть в одной комнате с пациентом, лежащим при смерти, и остаться невредимым. Но при этом, избежав всякого прямого контакта с больным, вы все равно могли заболеть холерой – просто потому, что живете в том же районе. Сноу понял, что для того, чтобы разгадать тайну холеры, нужно как-то примирить эти противоречащие друг другу факты.
Мы не знаем, когда именно Сноу наткнулся на разгадку: в первые месяцы после начала эпидемии 1848 года, или же она дремала где-то на задворках его разума еще с тех пор, как он, будучи юным помощником хирурга, ухаживал за умирающими шахтерами в «Киллингворте». Но нам известно, что в первые недели после вспышки в Хорслидауне, когда холера начала свое убийственное наступление на город и страну, Сноу развил бурную деятельность: консультировался с химиками, изучавшими похожий на рисовый отвар стул жертв холеры, отправлял по почте запросы в водопроводные и канализационные управления Хорсли-дауна, внимательно перечитывал отчеты о большой эпидемии 1834 года. К середине 1849 года он уже достаточно набрался уверенности, чтобы заявить о своей теории публично. Холера, утверждал Сноу, вызывается неким неизвестным веществом, которое жертвы проглатывают, либо непосредственно контактируя с отходами жизнедеятельности других больных, либо, что вероятнее, с питьевой водой, зараженной этими нечистотами. Да, холера заразна, но не в том же смысле, что оспа. Санитарные условия играют ключевую роль в борьбе с болезнью, но зловонный воздух никак не связан с ее передачей. Вы не вдыхаете холеру, а проглатываете ее.
Сноу основывал свою аргументацию водной теории на двух главных исследованиях, в которых проявил таланты, оказавшиеся ключевыми пять лет спустя, во время эпидемии на Брод-стрит. В конце июля 1849 года вспышка холеры убила двенадцать человек, живших в трущобе на Томас-стрит в Хорслидауне. Сноу тщательнейшим образом обследовал дом и нашел множество доказательств для своей зарождавшейся теории. Все двенадцать человек жили в «Суррей-билдинг», ряде небольших соединенных друг с другом коттеджей, и пили из одного и того же колодца, стоявшего во дворе. Вдоль домов шла сточная канава, соединявшаяся с открытой канализацией в дальней части двора. Через несколько больших трещин в сточной трубе вода попадала прямо в колодец, а во время летних гроз весь дворик заливало зловонной водой. Так что за первым заболевшим холерой вскоре последовали и все остальные жители «Суррей-билдинг».
Сноу пришла в голову простая идея: холера очень сильно отличается от прочих инфекций, она поражает только желудочно-кишечный тракт, значит, попадает в организм исключительно через рот, с едой и питьем. Установив источники холеры, можно избавить от нее Англию, а может быть, и весь мир.
Планировка домов на Томас-стрит дала Сноу еще и замечательную контрольную группу для исследования. «Суррей-билдинг» примыкал задней стеной к другому ряду домов, выходивших на площадь Траскоттс-корт. Эти дома были такими же бедными и грязными, как и «Суррей-билдинг», и жили в них такие же бедные рабочие с семьями.
По сути, они жили в одной и той же среде, за исключением одного важнейшего фактора: воду они получали из разных источников. В те же самые две недели, когда в «Суррей-билдинг» умерло целых двенадцать человек, лишь один обитатель домов на Траскоттс-корт подхватил холеру, несмотря на то что две группы жили буквально в нескольких ярдах друг от друга. Если в эпидемии виноваты миазмы, как так вышло, что в одном грязном и бедном доме умерло больше десяти жителей, а в другом – лишь один?
Эпидемия на Томас-стрит продемонстрировала детективные навыки Сноу «на земле», его внимательное отношение к закономерностям передачи болезни, санитарным условиям жизни и даже архитектуре. Но еще Сноу смотрел на эпидемию с высоты «птичьего полета» – городской статистики. За время своих исследований Сноу собрал целый архив информации о различных компаниях, поставлявших воду в город, и эта информация выявила поразительный факт: лондонцы, живущие к югу от Темзы, с намного большей вероятностью пили воду, прошедшую через центр Лондона. Горожане, которые жили к северу от реки, пили воду из разных источников: одни компании добывали воду из Темзы выше Хаммерсмита, далеко от городского ядра, другие – из канала Нью-Ривер в Хартфордшире, на севере, третьи – из реки Ли. А вот Водопроводная компания Южного Лондона добывала воду из той самой части реки, куда выходило большинство канализационных труб города. Если что-то и размножалось в кишечниках лондонцев, то с куда большей вероятностью оно могло попасть в питьевую воду Южного Лондона. Если теория Сноу о холере верна, то лондонцы, живущие к югу от Темзы, должны страдать от болезни намного чаще, чем те, кто живут к северу.
Затем Сноу изучил таблицы смертности от холеры, составленные Уильямом Фарром, главным архивариусом Лондона. Он нашел в них именно то, что предсказали карты поставок воды: из 7466 умерших в черте города во время эпидемии 1848–1849 годов 4001 человек жил к югу от Темзы. Это означало, что смертность составляла около восьми человек на каждую тысячу – втрое больше, чем в центральной части города. В растущих пригородах Западного и Северного Лондона смертность была около одного человека на тысячу. Для миазматистов, которые склонны были списывать высокую смертность на загрязненный воздух в рабочих кварталах к югу от реки, у Сноу тоже нашелся аргумент: он мог указать на Ист-Энд, пожалуй, самый нищий и перенаселенный район во всем городе; смертность в нем тем не менее была вдвое меньше, чем к югу от Темзы.
В каком масштабе ни смотри на данные – хоть одного городского дворика, хоть целых районов, – закономерность сохранялась одна и та же: холера распространялась вокруг общих источников воды. Если теория миазмов верна, почему болезнь выбирает себе жертв произвольно? Почему холера может убить всех жителей одного дома и вообще не тронуть соседний? Почему в одной трущобе смертность выше, чем в другой, где санитарные условия еще хуже?
Во второй половине 1849 года Сноу представил свою теорию холеры в двух формах: сначала самостоятельно издал 31-страничную монографию под названием On The Mode and Communication of Cholera («О действии и заражении холерой»), предназначавшуюся для чтения коллегами из медицинского общества, а затем выпустил статью в London Medical Gazette для чуть более широкой аудитории. Вскоре после этой статьи сельский врач Уильям Бадд опубликовал эссе, в котором пришел к похожим выводам о распространении холеры через воду; Бадд, впрочем, все же предполагал, что в некоторых случаях холера может распространяться и воздушно-капельным путем, а также ошибочно заявил, что ему удалось найти возбудителя холеры – грибок, растущий в зараженных водоемах. Позже Бадд обнаружил, что брюшной тиф тоже передается водным путем – собственно, именно этим он сейчас и известен. Но Сноу на месяц опередил Бадда с публикацией своей холерной теории, и в ней не было ложных следов, связанных с грибками и воздушно-капельной передачей.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
