Дверь ее спальни распахнулась. С раннего утра и не закрывалась, пропуская то парикмахера, то визажистов, то женщин, помогающих ей надеть заказанное специально для нее из Парижа дизайнерское свадебное платье. Восхищались его изысканностью и ослепительной красотой, а она лишь могла ощущать гладкую ткань или ажурное плетение. Еще одно доказательство, как неправильно разворачиваются события. И сегодня, когда отец одевал на шею бриллиантовое фамильное колье, чувствовала, как дрожат его руки. Сомневался. Боялся того, что ожидает ее впереди. Страх превышал даже опасения за репутацию. Не переставал ждать, передумает ли она. Ночью не спала, размышляя о сегодняшнем дне. Если откажет Ральфу, то навсегда останется обузой для отца. Слепая дочь — проклятие. Она никогда не забудет, пусть и кричащего в гневе, но предложение любимого папы. Избавит от такой ответственности, что нес он двадцать один год. Жест благодарности. Возможность хотя как — то облегчить участь. К тому же Ральфа никто не принуждал. Собственное его безумное хотение. Странное намерение.
— Ты прекрасна, — голос, вызывающий мурашки по телу, обволакивал ее всю. Снова. Ни капли восхищения в тоне. Наоборот, звучало резко, как факт. Собственнически оценивая. Не уловила момент, когда он приблизился. Коснулся драгоценных камней, украшающих ее шею. Не кожи. Только бриллиантов, подцепив подвеску. Умышленно старался не дотрагиваться до нее, играя с колье. Может, отец находил в чем — то выгоду, поспешно соглашаясь на их брак. Сбагрить слепую дочь, переваливая заботу и освобождаясь от бремени. Что — то внутри подсказывало — заблуждается, но, по крайней мере, мысль, что облегчит хоть чем — то участь отца, успокаивала ее. Искореняла неуместные порывы.
— Где Беатрис? — пробормотала Морганит, сжимая в кулак складки платья. Два дня они не оставались наедине. В опасной близости. Сводящей с ума без того безумное воображение.
— Надеюсь, ты не веришь в суеверия? — вопросом на вопрос небрежно кинул Ральф. — В любом случае, я имею право видеть тебя, когда захочу. Ты принадлежишь мне. Моя жена.
Этот ярлык сдавливал грудь похуже любого корсета. Жена. Собственность. Не только она, но и он получает на нее исключительное право. Надо ли ему оно? Что за игру затеял, втягивая и ее? Превращая ее в невольного партнера. В равного игрока или жертву? Поставил на кон и себя. Ужасное заключалось в том, что его не интересует деньги. Иное.
— Я пока еще не твоя жена, — уверенно проговорила Морганит. — Ты презираешь ложь, но сам так искусно играешь. Не боишься, если я подведу тебя? Откажу при всех, а?
— Брачный договор уже составлен и подписан, — отчеканил он. — Опозоришь еще раз отца?
— Это просто бумаги, — вздернула подбородок Морганит. — Лучше смерть, чем непонятно какое будущее.
Последнее ляпнуло слишком пафосно. Парировать словесный удар. Не вышло.
— И что же ты получишь от этого? — насмешливо бросил Ральф. — Будешь плакаться на груди у своей няни? Никуда не сбежишь. Все твои дни будут серыми и мрачными, а ночью будешь вспоминать меня и жалеть. Смерть? Нет, этот вариант не для тебя. Ты слишком гордая, чтобы умереть. Что же тебе делать? Я подскажу. Ты примешь этот брак и станешь моей женой. Будешь делать вид, что счастлива со мной. Учиться любить меня.
— Тебе не нужны мои деньги, но и моя любовь тоже не та цель, ради которой мы устраиваем весь этот спектакль, — упрямо произнесла Морганит, чувствуя, как предательски гулко забилось сердце. Подскакивало. Замирало на мгновенья, прежде чем снова учащенно биться. От откровенных обнажающих самые дерзкие фантазии обещаний. Учиться любить его. Вот этого она, действительно, боялась. Влюбиться. Подпустить ближе, чем к телу. Отдаться еще и душой. Позволить завладеть всей свободой, не оставляя никакого места, где бы ни был он. Везде. Она полюбит, а он — нет. Таких не любят.
— Наш брак не спектакль, — прерывисто вздохнула, когда его шепот раздался чересчур близко к уху. — Прими эту правду. Ты сегодня особенно…прекрасна. Я же тебе говорил — собственность Ральфа Вуда должна быть безупречной. Выбрал самое лучшее, как всегда.
— Кто ты, Ральф Вуд? — иронично с долей любопытства воскликнула она. — Кто ты такой?
Вместо ответа его пальцы скользнули выше по ее ноге, оттягивая кружевную ткань ее чулка. Пробравшись под пышный подол платья, убирали в сторону многочисленные складки. Послышался судорожный вздох, и она не сразу поняла. Задержалось ее дыхание. Распластал ладонь на внутренней стороне ее бедра, жадно сминая кожу. Поднимаясь выше, дотрагиваясь до шелкового комплекта белья. Прикосновения заводили. Сбрасывали сковывающие ее цепи недоумения и растерянности. Вновь делая из нее жаждущую развратницу. Соблазнительную куколку, которой мог свободно играть. Не возражает. Продолжает ласкать пальцами чувствительную и откликающуюся кожу. Вдруг перестал, резко приводя, почти наверняка, растрепавшееся платье в порядок, что — то бесшумно бормоча под нос. Как он совладал с эмоциями, когда она уже почти сорвалась?..
— Позови, пожалуйста, Беатрис, — прохрипела Морганит, ухватившись за спинку кресла, справляясь с подступившим головокружением. Пересохли губы от подкатившего желания быть захваченными алчным ртом. Ее тьма встретилась с его пороком. Слилась воедино.
— Не говори, что я был здесь, иначе твоей нянечки станет нехорошо от того, что я нарушил ее запрет, — наигранно испуганно попросил Ральф. Вряд ли его волновали чужие мнения. Переступал через них, выбирая и слушаясь себя. Не ошиблась в нем. Полон темных тайн.
— Тебе плохо? — ожидала ли услышать подобный насмешливый вопрос? Где — то в глубине предполагала, что происходящие с ней перемены не останутся без его внимания.
— Не можешь дождаться брачной ночи? — от второго его заявления она вспыхнула.
— Не угадал, — пробормотала Морганит. — Обувь мала и давит, поэтому я прошу позвать…
Не успела докончить. Ее подхватили на руки, нагло усаживая в кресло. Наплевав на ее сопротивления и в дальнейшем. Умело справился с дизайнерскими кожаными ремешками, освобождая ее ноющие ступни. Не торопился отпускать, поглаживая и разминая ее лодыжку. Протянула наощупь ладонь, коснувшись его плеча. На коленях перед ней, а у нее нет возможности и рассмотреть того, кто возбуждал. Властвовал. Принуждал верить в невозможное. Мужчина, вот — вот готовившийся стать ее мужем. Законным. По доброй воле ввязывающимся во тьму. Тот, кто так нежно гладил ноги, упрекая Беатрис за халатность. Не устала бы повторять. Какой ты, Ральф Вуд? Похож на выдуманный образ?
Она — жертва. Такая же добровольная жертва личной катастрофы. Не нужно спасение. Никогда не понимала, почему ее судьбу всегда решали все, кроме нее самой. Это же ее решение, не так ли? Впервые распоряжается самостоятельно. Без опеки и советов.
— Придется ли мне жалеть об этом завтра, Ральф? — так наивно и по — детски спросила Морганит. Перестал гладить. Замер, поднимаясь, и ее рука повисла в воздухе. Тишина послужила ей ответом. Столько говорил, а теперь — ретировался, прикрыв за собой дверь.
И все равно разобрала его молчание. Падай, Морганит, падай. Упади на самое дно бездны, куда он стремительно толкает. Узнай другую себя. Не заложницу мрака. Узнай противоположность темноты. Свет, который не увидеть. Только ощутить. Пустить.
