Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
— Молодой человек, — сказал ему первый евнух, — не видели ли вы кобеля царицы?
— То есть суку, а не кобеля, — скромно отвечал Задиг.
— Вы правы, — подтвердил первый евнух.
— Это маленькая болонка, — прибавил Задиг, — она недавно ощенилась, хромает на левую переднюю лапу, и у нее очень длинные уши.
— Значит, вы видели ее? — спросил запыхавшийся первый евнух.
— Нет, — отвечал Задиг, — я никогда не видел ее и даже не знал, что у царицы есть собака…
Первый евнух, убежденный, что Задиг украл… собаку царицы, притащил его в собрание великого Дестерхама, где присудили к наказанию кнутом и к пожизненной ссылке в Сибирь. Едва этот приговор был вынесен, как нашлась… собака. Судьи были поставлены перед печальной необходимостью пересмотреть приговор; но они присудили Задига к уплате четырехсот унций золота за то, что он сказал, будто не видел того, что на самом деле видел… Задигу… потом позволили оправдаться… И он сказал следующее:
— …Я увидел на песке следы животного и легко распознал, что их оставила маленькая собачка. По едва приметным длинным бороздкам на песке между следами лап я определил, что это сука, у которой соски свисают до земли, из чего следует, что она недавно ощенилась. Следы, бороздившие песок по бокам от передних лап, говорили о том, что у нее очень длинные уши, а так как я заметил, что след одной лапы везде менее глубок, чем следы остальных трех, то догадался, что собака нашей августейшей государыни немного хромает…
Все судьи восхитились глубиной и точностью суждений Задига… И хотя некоторые маги высказывали мнение, что он должен быть сожжен как колдун, царь приказал, однако, возвратить ему штраф в четыреста унций, к которому он был присужден. Актуариус, экзекутор и прокуроры пришли к нему в полном параде и вернули ему четыреста унций, удержав из них только триста девяносто восемь унций судебных издержек[21].
Разумеется, нет ничего случайного в том, что в немецком варианте имя «Задиг» читается с «ц» вместо «з» и с «к» вместо «г», как если бы его произносили евреи, говорящие на идише. В таком виде оно становится словом «цадик», которое родственно древнееврейскому слову «правосудие» и обозначает духовного руководителя, обладающего глубокой мудростью.
Первым литературным сыщиком современности и непосредственным наследником Задига был вдумчивый персонаж Эдгара Аллана По шевалье Огюст Дюпен. Этот детектив, впервые представший перед читателями в 1841 году в рассказе «Убийство на улице Морг» и потом вновь появившийся в «Тайне Мари Роже» и в «Похищенном письме», является предтечей Холмса в нескольких отношениях. Он из хорошей семьи — гениальный, отстраненный, готический, любящий ночь, не отказывающий себе в удовольствиях. У него есть верный компаньон, рассказывающий публике о его делах. Дюпен обладает настолько точной наблюдательностью и настолько рациональным умом, что может по единственной улике восстановить связную цепь обстоятельств.
Способность Дюпена к ретроспективному прорицанию — Эдгар По называет это логическим рассуждением — может казаться почти ясновидением, как в знаменитой сцене из «Убийства на улице Морг». О том, что его друг размышлял о Шантильи — тщедушном местном сапожнике, обуянном любовью к театру, — Дюпен догадывается по тому, как друг споткнулся на улице после столкновения с зеленщиком. «Вы говорили себе, что при его тщедушном сложении нечего ему было соваться в трагики, — заключает Дюпен. — Основные вехи — Шантильи, Орион, доктор Никольс, Эпикур, стереотомия, булыжник и — зеленщик… Все время вы шагали сутулясь, а тут выпрямились во весь рост, и я решил, что вы подумали о тщедушном сапожнике. Тогда я и прервал ваши размышления, заметив, что он в самом деле не вышел ростом, наш Шантильи, и лучше бы ему попытать счастья в театре „Варьете“»[22].
К моменту появления Шерлока Холмса в 1887 году поздневикторианские научные методы и поздневикторианский детективный жанр стояли на пороге тесного слияния. Навык логического анализа, продемонстрированный Дюпеном, достигнет апогея в персонаже Конан Дойля[23]. «Научный метод сделал возможным рождение детективного жанра и способствовал его популярности, — заметил Дж. ван Довер, авторитет в детективной литературе. — Сыщик стал особым образцом нового научного мыслителя… Он сулил совместить наиболее действенный способ мышления с фундаментальной верностью традиционной этике (и к тому же применить этот способ… к эффектной сфере насильственных преступлений), и публика его приняла».
Конан Дойль был не единственным детективным автором той эпохи, придавшим черты и сыщика, и ученого одному и тому же выдающемуся персонажу. Английский писатель Р. Остин Фриман (1862–1943) открыто совместил сыскную работу и врачебную деятельность в Джоне Торндайке — враче и судебном аналитике, раскрывающем преступления; романы и рассказы о нем публиковались с 1907 по 1942 год. Специалист «медицинско-юридической практики», Торндайк никогда не путешествовал без крытого брезентом зеленого ящичка «всего квадратный фут, глубина четыре дюйма», в котором помещалась переносная лаборатория: «ряды флаконов с реактивами, небольшие пробирки, миниатюрная спиртовка, крошечный микроскоп и разнообразные инструменты тех же лилипутских размеров». Этот набор служил ему верой и правдой во многих случаях обследования места преступления.
Однако публика превыше всего ценила Холмса. Молниеносно реагирующий ум, безупречная логика, нерушимые этические принципы и талант распознавать закономерности в огромной массе улик — именно эти качества сделали его в высшей степени пригодным для главной задачи литературного сыщика: «Нарратив детективного рассказа полностью зависит от способности [героя] видеть глубинное нравственное устройство мира через методичное наблюдение и понимание его поверхностных слоев, — написал ван Довер. — Эти действия… всегда должны допускать два правдоподобных толкования: одно ложное и одно истинное. Первое — легкое, к нему нас склоняет инерция предрассудков; второе — трудное, получаемое сыщиком через вдумчивый анализ».
В деле Слейтера «первое толкование» с его удобными выводами и подтасованными результатами почти всегда было целью полиции и обвинения. Второе же, основывающееся на умелом применении диагностического воображения, было именно тем навыком, который Конан Дойль перенял у своего учителя — Джозефа Белла.
Глава 6. Прототип Шерлока Холмса
Холмс, наследник шевалье Дюпена, был также «потомком» совершенно реального гения-диагноста Джозефа Белла. Белл (1837–1911) родился в Эдинбурге в семье потомственных врачей. Его дед, сэр Чарльз Белл, первым описал периферический паралич лицевого нерва, сейчас называемый «параличом Белла». Окончив Эдинбургский университет в 1859 году, Джозеф Белл вскоре стал в нем преподавать и быстро сделался университетской знаменитостью: студенты поражались его диагностическим способностям, которые в глазах непосвященных выглядели почти колдовством.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
