— Итак, почему ты здесь? — уточнила она, садясь, и этот взгляд снизу вверх что-то изменил в нём.
Ар смотрел на Ири, в обычной одежде и без привычного раскраса, и память его всколыхнулась. Он увидел худенькую девочку-подростка с трогательной алой косичкой, в которой ещё не успело поселиться пламя. Она подошла к нему решительно, и уж сколько он ненавидел весь её род, но отметил, что это очень очаровательный и смелый ребёнок. Он выслушал все, что она сказала, рухнув перед ним на колени у всех на глазах, но не пожелал услышать — и вспомнил только сейчас. Он вспомнил также, как сказал ей в ответ: "Посмотри на себя. Ты стоишь в грязи и ты — жалкая, не лучше сестрицы. Никто никого не жалеет, девочка. Ты или сильна, или никто, а теперь — иди к зрителям. Сейчас начнётся веселье."
— Ты пришёл, чтобы молчать? — наваждение схлынуло. В этом прищуре глаз, в жёстком голосе уже не было той девочки. Или…
— Прости меня, — сказал Ар совсем не то, что намеревался. Драконица зло хмыкнула:
— Что, решил, что я более выгодная пара?
— Нет, — он усмехнулся, — Вообще-то я пришёл угрожать.
Она хорошо скрывала свои чувства — идеально ровная спина, спокойные глаза с легкой насмешкой, чуть улыбающиеся губы. Но Ар отметил лёгкую дрожь пальцев, когда она спросила:
— Ты решил извиниться за угрозы? Не стоит, видит небо, я привыкла.
Ар покачал головой и, помедлив, опустился перед ней на колени. Глаза драконицы стали огромными, а губы отчетливо задрожали.
— Я скажу тебе это один раз, Ири, — проговорил он холодно, — Не в моих правилах сожалеть, но я был ослеплён болью и поступал соответственно. Мне не жаль твою сестру, но о боли, причиненной тебе, я сожалею. Нам не быть парой, потому что в моем сердце другая, и я выберу её. Но, я понимаю, почему мы с тобой совместимы, и горжусь этим.
Закончив, он встал одним плавным, слитным движением.
— Теперь к угрозам, — тон его был будничен и почти небрежен, — Если твоя семья сделает что-то с Шу, я положу голову, но уничтожу вас. Чего бы это ни стоило мне. Уточни у дедушки, готов ли он в нынешних обстоятельствах к подобным последствиям своих действий.
Ири сидела, опустив голову. Её распущенные алые волосы занавесили лицо. После минуты молчания, она подняла на Ара полный чувств взгляд и спокойно сказала:
— Я услышала тебя, казначей. Думаю, моя очередь быть благородной. Подожди, пожалуйста, меня здесь — мне надо переодеться, и напиши кому-то из своих друзей — мне нужен ещё сопровождающий из знатного дома, помимо тебя. Мой брат не подойдет, я бы предпочла Оса Водного или Аки Белую, но, уповаю на твой выбор.
Ар нахмурился:
— Что…
— Ты хочешь обезопасить свою лисицу, казначей? Ты удивишься, но я тоже не хочу, чтобы она умирала. С самого начала старалась не допустить этого. А ещё я не хочу пару, которая меня ненавидит и устанавливает связь пощечиной; не хочу жить с тем, для кого над моей кожей расцветают бутоны, когда могла бы найти того, для кого раскроются прекрасные цветы — как ваши с ней. Я хочу свободы, казначей, и получу её. Ничего не спрашивай пока — ты все увидишь.
С этими словами она, круто развернувшись, скрылась в глубине своих покоев.
15
Ири стояла перед дедушкой… перед Алым Старейшиной ухоженная, с уложенными в сложную причёску волосами, с идеально прямой спиной. Ее платье, какое следовало бы надеть на какое-нибудь торжество, тяжелым бархатом падало на пол. Кроваво-красные губы её изгибались в вежливой улыбке, а глаза сияли. Она заставила своих высокородных гостей ждать себя непозволительно долго, но сумела довести свой облик до той грани совершенства, которая позволила бы чувствовать себя увереннее.
Ар Серый и Ос Водный, явно не ждавшие от неё ничего хорошего, тем не менее, молчали. Ири же, светски улыбнувшись, сказала:
— Уважаемый Старейшина, есть нечто, что я хотела бы произнести пред тобой при свидетелях.
Мужчина нахмурился, пробежался оценивающим взглядом по Ару. Ири улыбнулась шире: о да, думай, что победил, предвкушай это, ты, буквально толкающий меня в объятия того, кто сломал меня и унизил, попрекающий долгом, и честью, давящий своим авторитетом — поверь, что победил!
— Слушаю вас со всем вниманием, — проговорил дракон ритуальную фразу. Улыбка Ири превратилась в оскал.
— Пред лицом Старейшины и высокородных свидетелей я отрекаюсь — от имени, от рода, от гор. Я оставляю за спиной свою пещеру и свои сокровища. Мои крылья отныне принадлежат лишь мне. Услышаны ли мои слова?
Ири смаковала его лицо, наслаждалась им, как главной в своей жизни победой. И впервые почувствовала, что она больше не жалкая, и больше нет никого, кому она не сможет отказать: только в тот миг она поняла, что до этого момента, до плавящегося магмой удивления в этих вечно равнодушных, помешанных на власти глазах, она и не поднималась с колен, но теперь — свободна.
— Твои слова услышаны, — его голос надломился. Едва заметно, но для того, кто в свое время недрогнувшей рукой пожертвовал дядей, сестрой и её парой ради амбиций, даже лёгкая дрожь уже была многим.
— Ты ныне не имеешь имени, и должна убраться из этих гор до заката, — сказал он тверже, справившись с собой, — Если осмелишься вернуться, любой из рода Алых драконов имеет право убить тебя, как предательницу.
Она с достоинством поклонилась, и, не глядя на спутников, решительно вышла вон. Парой минут позднее над Рооком взвилась в воздух красная боевая драконица, мощная, но по-своему изящная, и её клич растаял огненным заревом в голубом небе.
***
— Слушай, не очень тактично о таком спрашивать, но мне любопытно… — начала Шу. Они ехали на крыше паровой машины, солнце клонилось к закату, ветерок обдувал лицо, и лисе показалось, что это подходящий момент для такого разговора.
Мика только рукой махнула:
— Оставь свои реверансы, я не особо обидчивая. Про шрамы спросить хочешь?
Шу даже опешила от такого предположения.
— Нет, конечно! Про запах. Он у тебя очень необычный, ни на что не похожий, и мне было интересно, если не секрет, от кого ты его унаследовала?
Зеленоволосая резко повернулась и уставилась на лисицу с очень странным выражением в глазах. На миг Шу привиделась там беспомощность, а ещё стало страшно — неужели все спрашивали про шрамы?..
— О, это, — сказала Мика после недолгого молчания, — Я бы и рада тебе ответить, лисявка, но мамаша у меня была слаба и мозгами, и на передок. Она утверждала, что мой отец — лесной, мать его, бог. На полном серьёзе притом так думала. Ну, это он ей сказал, сама понимаешь, чего только мужики не скажут, когда где-то зачешется. Думаю, какой-то маг заезжий чудил, оттуда у меня к всяческой ворожбе талант. А родительница у меня редкой красоты была — пока не спилась и не спаскудилась до состояния половой тряпки. И все меня учить пыталась: главное — мужик в доме, а какой, не важно. Тьху. Она не только на лесного бога, но и на "милая, это в последний раз", "это не то, что ты подумала" и прочую такую лабутень велась.
