На письменном столе шефа замигал красный огонек.
– Наверно, очередной репортер, – буркнул Джино. – Хотите, отвечу?
Малкерсон чуть не улыбнулся.
– Извините меня на минуточку, джентльмены. Не уходите.
Он взял трубку, послушал, вытащил из среднего ящика чистый официальный блокнот, аккуратно уложил на кожаную папку. Похоже, запасы новеньких блокнотов неисчерпаемы. Магоцци никогда не видел хоть сколько-нибудь использованного и частенько задумывался, не выбрасывает ли шеф блокноты, начеркав что-то на первой странице.
Они с Джино внимательно следили за движущейся авторучкой. Хорошую весть не записывают.
– Плохая новость, – объявил Малкерсон, положив, наконец, трубку. – Вигс сообщает о пожилой женщине, которую нынче утром нашли застреленной в собственном доме. – Он вырвал листок из блокнота и протянул Магоцци.
– В том же самом районе? – спросил Джино.
– Правильная догадка, детектив Ролсет. – Малкерсон пригляделся к блокноту. На второй странице остались вдавленные следы от авторучки, записавшей подробности совершившегося убийства. Снова пойдет на выброс.
11
Магоцци и Джино подъехали к опрятному одноэтажному загородному домику со сверкающими белыми ставнями, выкрашенному веселой голубой краской цвета дроздовых яиц, отчего ему сразу же стало грустно. Такие дома не должна ограждать безобразная желтая лента, грубо нарушающая цветовую гамму.
Двор меланхолию не развеял. Кругом старательно вскопанные цветочные клумбы, которые через неделю зарастут сорняками, на лужайках вульгарные декоративные изделия, излюбленные старушками, – птичьи гнезда с игральными камешками, смоляные лягушки с туманными глазами из горного хрусталя, фигурки улыбчивых троллей, украшенные разноцветными стеклянными осколками. Один держит табличку, на которой выведено краской: «Бабушкин садик».
Джино долго разглядывал этого тролля, потом отвернулся.
Вигс ждал коллег на солнышке у парадных дверей, на голове меж пучками волос поблескивали капельки пота.
– Если встретим тебя в других местах, связанных с преступлением, Вигс, – сказал Магоцци, – будем вынуждены внести в список подозреваемых.
– Если произойдут другие убийства, я буду вынужден взять отгул и перевезти свою матушку в какое-нибудь безопасное место вроде Южного Бронкса.[11]Она живет в кондоминиуме на озере и вместе со стариками соседями собирает вещички. После этого случая все они в полной панике, и я их хорошо понимаю.
– Ясно. Хотя стоит принять во внимание, что между двумя случаями пока связи не видно.
Вигс поднял брови, отчего клочья волос встали дыбом.
– Кроме того, что убийств уже три, все жертвы старики, жили рядом друг с другом и все трое застрелены.
– Правильно. Что можешь рассказать?
Вигс вздохнул и вытащил блокнот:
– Роза Клебер, семидесяти восьми лет, вдова, одинокая. Два выстрела, один в живот, другой в грудь, никаких признаков ограбления или сексуального насилия. Внучки вернулись домой из колледжа на весенних каникулах, пошли утром ее навестить, обнаружили заднюю дверь открытой, бабушку мертвой. Позвонили в службу 911, потом своей матери. – Он помолчал, набрал в грудь воздуху. – Девочки были в полном отчаянии, поэтому я велел Берману отвезти их домой после снятия показаний. Ничего особенного. Я имею в виду, она была очень старой. Поработала вчера в саду, сходила на собрание в центр для престарелых, печенье испекла… Господи помилуй… Я хочу сказать, черт побери. Вытащила из духовки…
Джино оглянулся на причаливший к тротуару фургон десятого канала.
– Около часа назад бензовоз перевернулся на автостраде. Городские репортеры все до единого торчали на дороге с включенными камерами, ожидая, когда проклятая хреновина взорвется. Видно, не взорвалась. Выстави ограждение, Вигс, и прикинься глухонемым, понял?
– Конечно. Через черный ход идите. В передней комнате работает Джимми со своей командой.
Сунувшись в заднюю дверь, Магоцци и Джино сразу наткнулись на необычайно мрачного Джимми Гримма.
– Привет, ребята. Давненько не виделись.
Магоцци хлопнул его по спине:
– Лучше бы и сейчас не встречались.
Джино слегка просветлел, радуясь возможности отвлечься.
– Привет, Джимми. По-моему, ты намерен в отставку подать.
– Ну да. Ты, наверно, давно не заглядывал в свой пенсионный фонд.
Магоцци кивнул на пакет для вещественных доказательств у Джимми в руке:
– Есть для нас что-нибудь?
Плечи криминалиста поникли как бы под грузом вопроса, на который нет обнадеживающего ответа.
– Ничего особенного. Земля, скорей всего, из сада, куча кошачьей шерсти, девятимиллиметровая пуля, которую мы вытащили из диванной подушки. Она прошла навылет, а другая, видимо, в теле застряла. Первая вроде попала в живот. Только не понимаю, как он мог промахнуться со столь близкого расстояния.
– Может быть, так и было задумано.
Джимми покачал головой:
– Тогда настоящий садист.
– Вигс говорит, ни взлома, ни ограбления?
– Не похоже на то, – кивнул Джимми. – Сумочка с наличными лежит на виду, никаких следов взлома. Либо она его сама впустила, либо дверь была открыта.
– Либо у него был ключ, либо он знал, где она его держит, – добавил Джино, мысленно отмечая, что надо опросить слесарей, газонокосильщиков, всех, кто бывал в доме.
– Возможно, – согласился Джимми. – Кстати, когда мы пришли, телевизор работал. Я его выключил, посыпав порошком для снятия отпечатков. – Он виновато пожал плечами. – Шло шоу Джерри Спрингера, на месте преступления как-то нехорошо слушать. В любом случае, тело я только что передал Ананту, если желаете, посмотрите, пока они не уехали. По-моему, он вас ждет.
– Спасибо, Джимми. Держи с нами связь.
Криминалист безуспешно попробовал изобразить улыбку.
Проходя через кухню, Магоцци заметил на столешнице блюдо с домашним печеньем, старательно накрытое пластиковой пленкой, густо посыпанной черным порошком для снятия отпечатков пальцев.
Доктор Анантананд Рамбахан стоял в неподвижной, почти молитвенной позе над обмякшим телом Розы Клебер, лежавшим лицом вниз на полу в широком кружке ржаво-коричневого цвета рядом с телефонным аппаратом, забрызганным кровью. Видимо, зрелище ошеломило даже его, и у Магоцци замерло сердце, ибо доктор был единственным человеком на свете, способным придать смысл бессмыслице. Если у него возникли проблемы, больше ни у кого нет надежды.
Патологоанатом поднял глаза и печально кивнул.
