в то самое время, когда он сидел, держа монету в руке, а мисс Дженни с еще большей досадой на него смотрела, доктор Пибоди вошел в контору и взял ее за руку.
— Пойдемте отсюда, Дженни, — сказал он.
— Доброе утро, — отозвалась она, оборачиваясь на его голос. — Наконец-то вы явились, Люш. Уже столько лет вы принимаете Сарторисов, а теперь вдруг на целый день опоздали. Как только я заставлю этого идиота вернуться домой, снова настанет доброе старое время, как выражается Саймон.
— Да. Саймон мне сказал. Идемте.
— Дайте мне получить сдачу, — Она опять повернулась к стойке, за которой стоял телеграфист, держа в одной руке телеграмму, а в другой серебряный доллар. — Что такое, молодой человек? Надеюсь, доллара достаточно?
— Да, мэм, — повторил он, обратив встревоженный немой взгляд на доктора Пибоди. Доктор Пибоди протянул свою толстую руку и забрал у него телеграмму вместе с монетой.
— Идемте, Дженни, — повторил он.
Секунду мисс Дженни стояла неподвижно. Одетая в черное шелковое платье, в черной шляпке, плотно надвинутой на голову, она смотрела на него проницательными старыми глазами, которые видели так много и так ясно. Потом твердым шагом направилась к двери, вышла па улицу, дождалась его и недрогнувшей рукой взяла сложенную газету, которую он ей дал.
АВИАТОР ИЗ МИССИСИПИ — гласил напечатанный заглавными буквами скромный заголовок, и она тотчас вернула доктору газету, достала из-за пояса маленький тонкий носовой платочек и вытерла им пальцы.
— Мне незачем это читать, — сказала она. — Они попадают в газеты всегда по одному только поводу. Я знаю, что он был где-то, где ему вовсе не следовало быть, и делал что-то, к чему не имел ни малейшего касательства.
— Да, — сказал доктор Пибоди. Он подвел ее к коляске и, когда она поднималась на подножку, неуклюже поддержал обеими руками.
— Не трогайте меня, Люш, — отрезала она. — Я не калека.
Но он поддерживал ее под локоть своей огромной ласковей ручищей и, пока она садилась, а Саймон полотняным пологом укутывал ей колени, с непокрытой головой стоял рядом.
— Возьмите, — сказал он, протягивая ей серебряный доллар. Мисс Дженни положила монету в сумочку, щелкнула замком и снова вытерла пальцы носовым платочком.
— Ну, что ж, — сказала она и, помолчав, добавила: — Слава богу, это уже последний. Во всяком случае на некоторое время. Домой, Саймон.
Саймон величественно восседал на козлах, но ввиду столь важных обстоятельств несколько смягчился.
— Когда вы приедете поглядеть молодого хозяина, доктор?
— Скоро, Саймон, — отозвался тот, и Саймон цокнул на лошадей, сдвинул шляпу набекрень и, небрежно помахивая кнутом, торжественно покатил прочь. Доктор Пибоди остался стоять на улице — бесформенная туша в потрепанном альпаговом пальто, со шляпой в одной руке и со сложенной газетой и желтым бланком неотправленной телеграммы в другой — и стоял так до тех пор, покуда стройная спина мисс Дженни и прямые несгибаемые поля ее шляпки не скрылись из виду.
Но это был не последний. Неделю спустя рано утром в одной из негритянских хижин в городе нашли Саймона. Неведомая рука каким-то тупым орудием проломила его седую голову.
— В чьем доме? — спросила мисс Дженни по телефону. «В доме женщины по имени Мелони Гаррис», — ответил голос. Мелони… Мел… Перед глазами мисс Дженни промелькнуло лицо Белл Митчелл, и она вспомнила молодую мулатку, чья кокетливая наколка, фартук, а также стройные блестящие икры придавали такую пикантность вечеринкам Белл и которая ушла от нее, чтобы открыть косметический салон. Мисс Дженни поблагодарила и повесила трубку.
— Старый седой распутник, — сказала она, отправилась в кабинет Баярда и села. — Так вот на что пошли церковные деньги, которые он «дал взаймы». А я-то думала…
Стройная, безукоризненно прямая, она сидела на стуле, праздно сложив на коленях руки. «Да, это действительно последний», — подумала она. Впрочем, нет, он ведь не совсем Сарторис, у него была хоть какая-то тень здравого смысла, тогда как остальные…
— Пожалуй, мне пора немножко заболеть, — сказала мисс Дженни, которая не провела ни единого дня в постели с тех пор, как ей исполнилось сорок.
И именно так она и поступила. Улеглась в постель, подложила под голову множество подушек, надела легкомысленный кружевной чепец и не разрешила звать никаких врачей, кроме доктора Пибоди, который явился с неофициальным визитом и в течение получаса покорно слушал, как больная вымещала на нем свою хандру и рецидив негодования из-за фиаско с мазью. Здесь же она ежедневно совещалась с Айсомом и Элнорой и в самые неожиданные минуты яростно обрушивалась на Айсома и Кэспи, которые торчали во дворе у нее под окном.
Младенец и невозмутимая, увенчанная ярким тюрбаном гора, которая была к нему приставлена, тоже проводили большую часть дня в этой комнате; здесь же была Нарцисса, и все три женщины часами шушукались, совместно предаваясь некой оргии экстатического самоотречения, между тем как предмет оного спал, переваривая пищу, просыпался, заново наполнял свой желудок и снова засыпал.
— Он безусловно Сарторис, — сказала мисс Дженни, — но только усовершенствованного образца. У него нет их безумного взгляда. Я думаю, тут все дело в имени Баярд[116]. Мы хорошо сделали, что назвали его Джонни.
— Да, — промолвила Нарцисса, с тихой и безмятежной грустью глядя на спящего сына.
И здесь мисс Дженни оставалась, пока не истекло ее время. Три недели. Она назначила дату заранее, еще до того как легла в постель, и стойко выдержала срок, отказавшись встать даже для того, чтобы присутствовать при крещении. Этот день пришелся на воскресенье. Был конец июня, и аромат жасмина ровными волнами вливался в окна. Нарцисса и кормилица в еще более ярком, чем обычно, тюрбане принесли к ней в комнату младенца, выкупанного, надушенного и облаченного в приличествующие церемонии одежды, а потом она услышала, как они уехали в коляске, и в доме опять стало тихо. Занавески мирно колыхались на окнах, и солнечный ветерок вносил в комнату мирные запахи лета и звуки — щебетанье птиц, воскресный звон колоколов и голос Элноры — слегка приглушенный по случаю ее недавней утраты, однако все еще мягкий и звучный. Занятая приготовлением обеда, она двигалась по кухне, напевая грустную бесконечную песню без слов, но, случайно обернувшись и увидев в дверях мисс Дженни, еще слабую, но, как всегда, тщательно одетую и прямую, мгновенно умолкла.
— Мисс Дженни! Да что ж это такое! Ступайте обратно в постель. Позвольте, я вам помогу.
Но мисс Дженни решительно продвигалась вперед — Где Айсом?
— Он в сарае. Ступайте обратно в постель. Я мисс Нарциссе скажу.
— Оставь меня в покое, — заявила мисс Дженни. — Мне надоело сидеть дома. Я еду в город
