о живых.
– Так вы тоже были в «Алой Завесе»? Не отпирайтесь, мистер Тейлор. Всё настолько очевидно, что ясней и быть не может.
На лице Лиама проскользнула лёгкая, ностальгирующая улыбка, после чего он кивнул.
– Был. Но, совсем недолго. Оказался исключён за несостоятельность. Нужно было быть готовым драться и рвать зубами глотки, а мне для этого смелости не хватало. Я был секретарём, но, когда Молтембер подошёл слишком близко, оказался абсолютно бесполезен. Однако, после того, как большая часть агентов погибла, и орден фактически перестал существовать, я был завербован миссис Скуэйн. Немногие выжившие после падения Молтембера отошли от дел, но, Ривальда всё говорила о том, что нужно быть начеку. И мы с ней вдвоём образовывали неформальную «Алую Завесу». Любопытно, не правда ли?
– Наследие этого великого ордена должно жить, – кивнул Юлиан.
– И будет. До тех пор, пока есть такие люди, как я, ты, Гарет и Ривальда.
Означало ли это посвящение в «Алую Завесу»? Вряд ли это ныне имело значение, потому что, фактически, орден пал пятнадцать лет назад, а Юлиан, даже не имея привязки к нему, отстаивал интересы города и без почётного звания «агент».
Он молчал. Лесть в свой адрес начинала жутко раздражать Юлиана.
– Оставлю тебя, – сказал Лиам. – Возвращайся поскорее. Они ждут тебя.
Юлиан кивнул. Мистер Тейлор осторожно, дабы не нарушить прелестей ночной тишины, раскрыл дверь и отправился в гостиную. Юлиан не стал провожать его взглядом.
Преподаватель был прав – юноше пора вернуться на праздник. По той лишь причине, что этот самый праздник был организован в его честь самыми близкими на данный момент людьми.
Собравшись уже было с мыслями, Юлиан услышал неожиданно раздавшийся звонок в дверь. Это заставило его вздрогнуть, потому что непрошенные гости никогда не приносили благих вестей.
Юлиан колебался, когда принимал решение открыть дверь, но, решив, что зло доберётся до него в любом случае, сделал это.
Если бы зло выглядело так всегда, Юлиан даже и не думал бы бороться с ним – за порогом стояла Пенелопа Лютнер. Одетая не по погоде легко, она сжимала руки у груди и переминалась с ноги на ногу.
Молчание длилось несколько секунд – Юлиан не мог до конца поверить в то, что это не хитроумный морок, а самая настоящая Пенелопа Лютнер. Они не сводили глаз друг с друга – как тогда, когда впервые встретились после возвращения Юлиана в Свайзлаутерн.
– Пенелопа? – прошептал Юлиан.
По его телу бежала дрожь.
– Юлиан, – прошептала в ответ девушка.
Неловкое молчание вновь растянулось на несколько секунд.
– Что ты здесь делаешь? – робко спросил Юлиан.
Он не мог отвести от неё своего взгляда. Решив ещё недавно, что Магдалена является для него той самой – единственной и неповторимой, он не мог осознать сходу, как сильно ошибался.
– Пришла за тобой… К тебе. С днём рождения, Юлиан.
– Должно быть, ты замёрзла… Проходи. Не стой на пороге.
Девушка осторожно, словно остерегаясь ловушки, перешагнула через порог. Юлиан не мог заставить себя и сдвинуться с места, поэтому юноша и девушка, всё так же жадно съедая друг друга взглядами, оказались в полуметре друг от друга.
– Я не думаю, что я надолго, – запинаясь, произнесла Пенелопа. – Только поздравить и… Извиниться.
– Спасибо, Пенелопа.
– Я не выдержала и… Убежала. Из дома убежала. Сказала, что насовсем.
Юлиан нахмурил брови.
– О чём ты думала?
– О тебе я думала. И ни о ком больше. Аарон признался во всём, но, это никак не повлияло на отца. Он не отменил свой запрет. Не разрешил возобновлять общение с тобой.
Юлиан втайне ненавидел Моритца Лютнера всё это время.
– Он сказал, чтобы я больше не возвращалась.
Юлиан стоял в ступоре.
– А я и не вернусь. Не хочу. Потому что, жизнь без тебя – не жизнь.
«И без тебя, Пенелопа» – подумал Юлиан. Но не сказал ничего вслух, потому что не был уверен в том, что это было бы правильно. У него уже есть девушка, которая любит его, и с которой ему самому комфортно. Он обещал Магдалене никогда не предавать её.
Но Пенелопа предательски манила к себе, и Юлиан чувствовал, как начинает терять контроль и переставать сопротивляться.
– Тебе стоило сто раз подумать, – выдавил из себя юноша.
– Я и подумала. Не хочу больше жить под чьим-то контролем. Не хочу скрывать свои чувства и притворяться кем-то другой.
«И я не хочу, Пенелопа» – подумал Юлиан, но ничего не сказал вслух. Его самоконтроль висел на волоске, но, юноша всё ещё подсознательно понимал, что такое хорошо, а что такое плохо.
– Проходи, – произнёс он. – Не могу позволить тебе замёрзнуть. Считай, что я приглашаю тебя на свой день рождения.
– Не могу. И, ты знаешь, почему. Вряд ли твоя девушка… Магдалена… Обрадуется мне.
Её здесь нет. Она променяла Юлиана на возможность поступить в академию искусств. Правильно ли она поступила? Несомненно – карьера не стоит такого сорванца, как Юлиан. Легче ли от этого стало самому Мерлину? Ни капли.
– Она не смогла прийти, – ответил Юлиан. – Её там нет.
– У вас что-то случилось? Вы поссорились? Если это так, то я искренне сожалею…
Юлиан не знал, говорить ли ей правду. Внутри его развернулась война – одна половина требовала поддаться чувствам, а другая настаивала на том, чтобы Юлиан поступил по совести. Но где она, та самая совесть? Стоит ли хоть что-то, ради чего стоит добровольно отрекаться от своей судьбы? И где она, судьба?
– Наши с ней дороги расходятся, – произнёс Юлиан.
– Если из-за меня… Я не хочу лезть в твою личную жизнь. Если она дорога тебе, и ты счастлив, то я буду только рада. Я же только поздравить…
Ниточка оборвалась, и Юлиан потерял контроль.
– Замолчи, – перебил он Пенелопу и, взяв за обе руки, начал целовать в губы.
Несколько секунд перед его глазами стоял образ обескураженной Магдалены. Она смотрела на эту счастливую парочку, даже не пытаясь сдерживать слёзы. Юлиан же никак не реагировал. Ему было всё равно. Он взглядом провожал её на поезд «Свайзлаутерн-Берлин». Поезд, который не вернётся никогда.
Одна отказалась от Юлиана в пользу Аарона и мнению своего отца. Другая – в пользу учёбы. И у той, и у другой были веские причины для того, чтобы совершить этот шаг – вряд ли Пенелопа справилась бы без поддержки семьи и, Магдалена, выросшая в бедности и не знающая большой части благ, не могла отказаться даже от иллюзорного шанса выпадения билета в жизнь.
Юлиан понимал их обеих. И любил обеих – каждую по-своему. Но, прямо сейчас,
