— Не в этом дело, даст Бог, живи еще сто лет! Я имею в виду твой вклад в нашу победу. И надо ли скромничать?
— Ах вот ты о чем… — У Кутахова стало легче на душе. — Лично сбил четырнадцать, как ты выразился, «немецких воздушных пиратов», а в составе групп — двадцать восемь вражеских машин. Ну, а о том, что в сорок третьем я стал Героем Советского Союза, ты знаешь.
— Внукам есть с кого брать пример, — улыбнулся Кузнецов.
Кутахов вновь заговорил о книге Николая Герасимовича.
— Я обратил внимание, что ты начал свой труд с эпизода о том, как подводная лодка неподалеку от Данцига в конце января сорок пятого года во время шторма потопила фашистский лайнер «Вильгельм Густав». В Германии по этому случаю был объявлен трехдневный траур, а Гитлер приказал расстрелять командира конвоя. А в феврале, возвращаясь в базу, эта же лодка… — Кутахов замялся, а Кузнецов подсказал:
— «С-13», а ее командиром был капитан 3-го ранга Александр Маринеско.
— Вот-вот, Маринеско, — смутился генерал. — Когда лодка возвращалась в базу, она торпедировала немецкий транспорт «Генерал Штойбен». Так, да? Сколько же немцев ушло на морское дно кормить крабов?
— Более пяти тысяч гитлеровцев было на лайнере и три тысячи шестьсот человек на транспорте, — пояснил Николай Герасимович. — Всего — более восьми тысяч!..
Эпилог
Ноябрь, 1974 год
Кузнецов лежал в больничной палате и грустно смотрел в окно. На стеклах играли солнечные блики позднего осеннего дня. В палате стояла поразительная тишина; казалось, вокруг все замерло, не дышит, будто отсюда ушла сама жизнь. А еще недавно тут была Вера, Верунчик, милая и добрая, покорившая его сердце в тридцать девятом году и с тех пор неразлучная с ним и в радости, и в печали.
— Коленька, милый, ты не волнуйся, — тихо говорила ему жена. — Все будет хорошо. — Он увидел, как в ее глазах блеснули слезы.
— Ни к чему это, Верунчик! — Он приподнялся на локтях и поцеловал ее в щеку. — Не надо, милая, ты же знаешь, что слез я не переношу. Иди, пожалуйста, домой, уже поздно. Сыновьям привет. Операция будет еще не скоро, так что меня врачи хорошо подготовят…
Он так говорил ей, хотя сам в это не верил. И сейчас, оставшись один, размышлял о прожитом: все ли ему удалось в жизни и нет ли в ней «черных пятен», от которых при одном воспоминании холодит душу? И потом эта неожиданная операция… Надо ли ее делать? «Надо, — убеждал его лечащий врач, — иначе могут отказать почки, и тогда конец. А операция, хотя и риск, все же оставляет надежду». Вроде бы врач успокоил его, но сердце отчего-то нет-нет да и защемит. Перед тем как лечь в кремлевскую больницу, он занес в свою записную книжку такие слова: «16.08.74. Живем тихо. Все чаще посматриваю на укороченный конец жизненного пути. Важно его закончить, сохранив присутствие духа».
Вся его жизнь прошла на море, на кораблях с теми, кто по его приказам в годы войны шел на врага. Не было в жизни флотоводца и дня, когда бы он не сделал чего-либо для военного флота. Ни одним своим действием или поступком он не разрушил устои флота, созданного еще Петром Первым, наоборот, всячески крепил и возвеличивал героические традиции, а имена тех, кто проявлял особое усердие в службе, кто верой и правдой служил Андреевскому флагу, вписывал в скрижали истории флота.
«Сколько мне еще отмерено жить?..»
Мысли его текли, как весенние ручейки, и одна из них вдруг озадачила: помнит ли его флот? Должен помнить, ведь море и корабли живут в нем, а вместе с ними живут имена тех, с кем довелось идти тернистой дорогой. «А вдруг я умру?! — подумал он. Эта мысль, словно острие кортика, резанула по сердцу. По спине пробежал мерзкий холодок. — Да нет же, Николай, все будет хорошо, и ты еще побываешь на море, постоишь на палубе корабля», — сказал он себе. Встал, прошелся по палате и остановился у окна. У березы, что раскинула свои ветки, важно прохаживались черные, как уголь, вороны. А чуть дальше у другой березы прыгала неугомонная белка… А может, все же отказаться от операции, и будь что будет? Да нет же, свою судьбу не обманешь, даже если ты семи пядей во лбу.
Дверь чуть скрипнула, в палату вошла медсестра, высокая, смуглая, со строгим лицом и серыми выразительными глазами.
— К вам посетитель, Николай Герасимович! — сказала она мягко.
— Мой сын?
— Нет. Симпатичный моряк!
— Пусть войдет.
В палату вошел невысокого роста, плотного телосложения чернобровый моряк с голубыми, как морская волна, глазами. Прикрыв за собой дверь, он представился:
— Контр-адмирал Климов, командир атомной подводной лодки!
— Садитесь, пожалуйста. — Николай Герасимович подвинул ему стул. — Халат можете снять.
На черной тужурке посетителя блеснул нагрудный знак — командирская «лодочка», как его называют.
— Вы с какого флота? — спросил Кузнецов.
— С Краснознаменного Северного. — Климов сел. — Я прибыл в Главный штаб ВМФ. Мне присвоено звание контр-адмирала, и я назначен на новую должность. Мой атомоход недавно вернулся из длительного океанского плавания…
— Где же вы были? — прервал его Кузнецов.
— Далеко, Николай Герасимович! В Атлантике. Потом заходили на Кубу. Фидель Кастро посетил наш подводный атомоход. Ему очень понравился корабль, и он этого не скрывал, чем мы были довольны. И вот теперь я у вас в гостях, — весело продолжал гость. — Даже не верится, что мне удалось к вам попасть. С чем я к вам прибыл? Экипаж нашей атомной подводной лодки поручил мне увидеться вами, передать большое флотское спасибо за все, что сделали вы для Военно-морского флота страны, пожелать скорейшего выздоровления. В знак глубокой любви к своему бывшему главкому они подарили вам макет нашего подводного атомохода.
— Где же он?
— Одну минуту! — Гость открыл черный портфель и извлек из него макет атомохода. — Сделан руками корабельных умельцев. Правда, красивый?
— Очень! — Кузнецов взял макет и стал разглядывать его. — Филигранная работа, ничего не скажешь! — Он вслух прочел надпись на медной пластинке: «Адмиралу флота Советского Союза Кузнецову Н. Г. от экипажа атомохода «Барс» с пожеланием крепкого здоровья и успехов в жизни! 5.11.74 г.»
— Коротко и от всего моряцкого сердца.
— Ошибочка вышла, товарищ контр-адмирал! — усмехнулся Кузнецов.
— Не понял? — насторожился гость.
— Я же вице-адмирал, — грустно произнес Николай Герасимович.
— Извините, не заметил, — схитрил Климов. — Но прежнее звание к вам вернется, мы в этом уверены.
(26 июля 1988 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Кузнецов Н. Г. был посмертно восстановлен в звании «Адмирал Флота Советского Союза». — А.З.)
Кузнецов поставил макет на стол.
— Спасибо за подарок! — весело произнес он. — Ну а как там, на Северном флоте? Хорошо служится?
