Вместе мы заехали к Анне Ильиничне и Вейсброду, после чего направились в Горки.
В огромном парке-лесу стояла старая усадьба с двухэтажным домом, обставленным старой мебелью. По стенам были развешаны старинные портреты, очевидно, предков последних хозяев усадьбы Горок, и старинная живопись.
С нетерпением я ожидал момента, когда можно будет пойти наверх к В. И. Наконец меня и тов. Скворцова позвали наверх. Мы вошли в просторную, плохо освещенную комнату, где находились товарищи Анна и Мария Ульяновы.
Сейчас же, как мы вошли, в дверях показался Владимир Ильич, который направился к нам твердым шагом, опираясь на палку левой рукой. За ним вошла в комнату Надежда Константиновна.
Ильич поздоровался с нами очень тепло левой рукой и своей улыбкой, которой он всегда встречал старых друзей и знакомых.
В заграничной белогвардейской печати и среди обывателей распространились слухи, что Ильич сильно исхудал и совершенно не похож на прежнего Ильича.
Когда я увидел Ильича, я был сильно поражен: я увидел прежнее лицо Ильича, его умные, прекрасные глаза. Выражение его глаз, улыбка, которая играла на его лице, были такие же, какие я видел десятки и сотни раз на протяжении двадцати лет, когда мне приходилось бывать у Ильича по партийным делам.
Не очень было заметно вначале и то, что Ильич не владел речью. Ильич обыкновенно мало говорил, когда он кого-либо принимал у себя. Он заставлял говорить товарища, который приходил к нему. Слушая рассказы товарищей, он обыкновенно реагировал замечаниями и вопросами. Товарищи, которые хорошо знали Ильича, видели его отношение к вопросу, о котором шла речь, по выражению лица Ильича, по вниманию, которое он уделял этому вопросу, слушая товарищей. То же самое было, когда я и тов. Скворцов были у него.
Тов. Скворцов стал рассказывать Ильичу о ходе выборов в Московский Совет. Владимир Ильич невнимательно слушал. Во время рассказа тов. Скворцова он одним глазом смотрел на рассказчика, а другим просматривал заглавия книг, лежавших на столе, вокруг которого мы сидели. Но когда тов. Скворцов стал перечислять те поправки к наказу МК, которые вносились рабочими фабрик и заводов, — об освещении слободок, где живут рабочие и городская беднота, о продлении трамвайных линий к предместьям, где живут рабочие и крестьяне, о закрытии пивных и пр., Ильич стал слушать внимательно и своим единственным словом, которым он хорошо владел, „вот-вот“ стал делать замечания во время рассказа с такими интонациями, что нам вполне стало ясно и понятно, так же как это бывало раньше, до болезни Ильича, что поправки к наказу деловые, правильные и что нужно принять все меры, чтобы их осуществить.
После тов. Скворцова я не без волнения стал рассказывать Ильичу о моей работе в Исполкоме Коминтерна и о положении нескольких секций Коммунистического Интернационала. Я рассказывал ему о процессе Бордига в Италии, о положении в Коммунистической партии Италии, сообщил Ильичу о предстоящей выборной кампании в Англии, и что Коммунистическая партия Британии будет поддерживать — за исключением нескольких округов, где будут выставлены самостоятельные кандидаты, — Британскую рабочую партию.
Он слушал все мои сообщения не очень внимательно. Но когда я перешел к Германии и сообщил о распаде социал-демократии, об ужасном экономическом положении немецких рабочих, о массовом выходе рабочих из профсоюзов, о роли фабзавкомов, росте влияния Коммунистической партии Германии на рабочих Германии, Ильич оживился и слушал очень внимательно. Во время моего рассказа о Германии он не отводил глаз от меня. Движением головы и своим „вот-вот“ он выразил свой живейший интерес к событиям в Германии.
Я забыл, что я нахожусь у больного Ильича и что его нельзя волновать. Мне казалось, что я нахожусь в его рабочем кабинете, и он выслушивает рассказ о положении германского рабочего класса и выражением своего лица, своими замечаниями и своим вниманием дает понять собеседнику, что он, Ильич, очень заинтересовался сообщаемым.
Надежда Константиновна спросила меня, как в ИККИ относятся к Леви и левым социал-демократам, которые выступали тогда как организованная группа внутри германской социал-демократии.
Когда я ответил, что левых социал-демократов рассматривают как еще худших изменников рабочему классу, чем правых социал-демократов, ибо они сеют иллюзии среди рабочих своими левыми фразами, на самом же деле они проводят социал-демократическую политику против рабочего класса, Владимир Ильич своим „вот-вот“ дал ясно понять, что так именно нужно рассматривать левых социал-демократов и что он давно предсказывал роль Леви и K°.
Мы ушли от Владимира Ильича в полной уверенности, что скоро-скоро Ильич вернется к работе.
Возвращаясь обратно из Горок, мы еще говорили между собой, что когда Ильич вернется к работе, надо будет настоять, чтобы он не так много работал, как до болезни».
Возможно, это была последняя политическая дискуссия, в которой Ленин принимал участие. Время от времени Крупская задавала вопрос, который мог бы возникнуть у Ленина, и тогда больной утвердительно кивал головой или говорил: «Вот-вот!» — и интонация, с какой он это произносил, как бы предполагала целую законченную фразу. Пятницкий и Скворцов уезжали от Ленина потрясенные тем, в каком состоянии они застали больного. Его мыслительные способности стремительно восстанавливались, и это наблюдение дало им повод полагать, что со временем он сможет вернуться к своей деятельности; оставался вопрос — когда?
А 2 ноября к Ленину приехала делегация рабочих. Это была его последняя встреча с рабочими. Гости привезли с собой восемнадцать саженцев вишни, чтобы их посадили в теплице усадьбы. Одна из работниц, Холодова, потом вспоминала, как Мария Ильинична, войдя к Ленину, за закрытой дверью сказала: «Володя, к тебе друзья». Дверь открылась, и к ним вышел улыбающийся Ленин. Он снял кепку левой рукой и переместил ее в правую, а затем левой рукой обменялся со всеми рукопожатием. Гости преподнесли ему приветственные адреса, кто-то произнес краткую речь, и все прослезились. Шестидесятилетний рабочий обхватил Ленина и прижал к себе. «Я старый рабочий, я кузнец, — твердил он сквозь слезы; его фамилия была Кузнецов, и сам он был кузнец. — Да, Владимир Ильич, я старый кузнец и до сих пор работаю… Мы выкуем все, что ты наметил». Ленин и старый кузнец долго обнимались, их не сразу оторвали друг от друга. Мария Ильинична предупредила заранее, что рабочие могут побыть с Лениным не более пяти минут, и спустя некоторое время делегация собралась уходить. Каждый на прощание поцеловал Ленина. Рабочих было всего пять человек, ехали люди в Горки издалека, поэтому им предложили заночевать. За ужином Мария Ильинична подробно их расспрашивала об условиях труда на текстильных фабриках, очевидно, с тем, чтобы передать все ими сказанное Ленину. На следующее утро она сообщила им, что накануне Ленин долго не ложился спать — читал и перечитывал адреса, которые они ему вручили.
В рассказе Холодовой о встрече с Лениным настораживает одна деталь. Она писала, что, выйдя из комнаты к ним навстречу, он четко и разборчиво произнес: «Как я рад, что вы приехали». Она заверяла, будто слышала эти слова. Крупская позже писала, что рабочие, посещавшие Ленина во время его болезни, всегда слышали, как Ленин произносил целые предложения, и, публикуя в газетах свои рассказы о встрече с ним, приводили эти якобы сказанные им фразы. На самом же деле он только улыбался, а если и говорил что-нибудь, то это были отдельные слова, не связанные между собой.
