губернский город на дворянское собрание. Кучеру скажешь, чтобы лошади были готовы к шести часам вечера, к ночному поезду. А он подаст их к семи. Приедешь на станцию с опозданием в полчаса, а поезд сам опоздал на час сорок. В дороге машинист за ночь еще надбавит опоздание, приедем в город не в девять утра, а в одиннадцать. А собрание наше как раз собралось не в десять, а в двенадцать. Вот все таким образом прекрасно и выходит. Вполне аккуратно. Никто не страдает, дела текут в полном порядке. А здесь? Поезда спешат, автобусы задерживаются, собрания начинаются вовремя. Всюду полный хаос!»
Он вскочил в автобус, толкнул чемоданом какого-то господина, чтобы тот посторонился. И обернувшись ко мне, крикнул:
«Скоро снова приеду! Поговорим еще кое о чем!»
«Россия», Нью-Йорк, 22 ноября 1949, № 4261, с. 2–3.
Накануне троглодитизма
Непонятно, что делается.
Такой прогресс во всем, такие замечательные изобретения, такие усовершенствования в смысле комфорта… А жить негде.
От кого ни получишь письмо, обязательно среди текста жалоба: трудно с квартирами. И, главное, не хватает жилищ не только у нас, в Европе, где во имя светлого будущего немцы и западные союзники совместно расколотили сотни тысяч домов, но и там, где война не принесла своих благословенных плодов.
Какие, например, были разрушения в Тунисе? Все обошлось без особого щеголянья техникой. А. между тем, нанять комнату там можно только случайно, при особом счастье, за сорок километров от города, в арабской семье. И нужно еще за это благодарить Аллаха.
Даже в Касабланке и то нет помещений. Ведь, кажется, обе воюющие просвещенные стороны не оказали особого внимания этому городу. А ни одно предприятие там не может выписать для себя новых служащих за неимением квартир.
Правда, сейчас никто в мире не решается строить новых домов. Потому что дураков для построек мало, а дураков для разрушений много. Материалы дороги, доходы с домов незначительны. А, кроме того, никто не знает: чей бомбовоз разобьет дом, если он будет построен? Хорошо, если вражеский. А если союзный? Ведь, это, как никак, очень обидно.
И, все-таки, непонятно: почему такой кризис повсюду?
* * *
Вопрос с помещениями у нас, в Европе, дошел до того, что люди в зависимости от квартиры должны иногда выбирать род занятий, а молодежь – выбирать ту или иную карьеру.
Если, например, молодой человек, живущий в городе, где нет высшего учебного заведения, хочет продолжить после лицея свое образование, он должен сообразовываться не со своими склонностями, а с тем, где живет его тетка.
Если тетка живет там, где есть университет, он поступает в университет, так как тетка приютит его у себя. Если же у тетки в городе есть только консерватория, то молодой человек должен решить, к чему у него больше призвания: к тромбону или к виолончели.
И только ли это? Бывает, что профессор философии становятся инструктором лыжного спорта при переезде в провинцию не туда, куда хочет, а где есть свободная комната. И нередко в Европе адвокаты становятся конькобежцами, а инженеры певцами. И все их бранят за бездарность.
Знал я здесь одного из наших русских Ди-Пи, которому удалось выбраться из Германии во Францию. Сначала он был, как будто, доволен. Но потом, когда несколько месяцев пометался безрезультатно в поисках комнаты, затосковал и стал подумывать о заморских краях.
И, вот, однажды вбегает он ко мне счастливый, сияющий.
– Нашел! Две прелестные комнаты!
– Да что вы? Где?
– А там… Около Веллингтона. В Новой Зеландии. Устроила одна англичанка.
– Веллингтон! – со вздохом произнес я. – Далеко, все-таки. А нельзя разве найти что-нибудь ближе? Хотя бы в Австралии?
– Нет. Искал. Ближе Новой Зеландии все уже занято.
А вот был, например, недавно такой случай в Париже. Одна состоятельная французская семья дала в газету объявление, что ищет кухарку. Условия были заманчивые. И, главное, большая светлая комната!
В тот же день явилась пожилая женщина, по виду очень приличная. Поговорила с хозяевами о будущих своих функциях, осмотрела комнату и согласилась немедленно переехать.
А затем вышло недоразумение.
– Что бы такое нам приготовить к обеду? – спросила кухарку хозяйка. – Может быть зажарить телятину?
– Если хотите, зажарьте, мадам, – одобрительно отвечала та.
– То есть как зажарьте? Ведь готовить будете вы, а не я.
– Я? О, нет, мадам. Вы. Я вовсе не кухарка, а акушерка. Вещи свои я уже перевезла, вы по закону не можете меня выселить. Но платить за комнату я, конечно, буду. По справедливой расценке.
* * *
Впрочем, не следует сгущать красок. Разумеется, бывают и у нас случи, когда удается найти комнату в несколько дней, честно, благородно, без всяких обманов.
Вот, недавно приехала в наш город одна русская дама со своим сыном-студентом, которому врачи посоветовали перевестись на юг по состоянию здоровья. Несколько дней мать носилась по городу, отыскивая для сына комнату. Зашла, наконец, за советом к нашему русскому батюшке.
– Нет, к сожалению, не знаю никаких адресов, – сокрушенно ответил ей он. – Единственно, чем могу помочь, это молитвой. Я буду за вас молиться, а вы продолжайте искать.
Вышла дама от батюшки, посмотрела направо, посмотрела налево – и наудачу позвонила в подъезд ближайшего особняка.
– Мадам, не сдается ли у вас комната? – жалобно спросила она вышедшую на звонок старушку.
– Нет, не сдается.
Старушка хотела было закрыть дверь, но, внимательно взглянув на даму, застыла на месте.
– Войдите, пожалуйста, – изумленно проговорила она. – Вы замечательно похожи на мою покойную сестру!
Хозяйка ввела даму в гостиную, усадила, стала расспрашивать – кто она, откуда. И, наконец, сказала:
– Хорошо. В память сестры я уступлю одну комнату вашему сыну. Только для этого, конечно, нужно согласие моего мужа. Приходите завтра вдвоем к пяти часам к нам пить чай.
Чай этот оказался для русского юноши очень ответственным. Сначала оба – и старушка и муж – внимательно рассматривали молодого человека со всех сторон. Следили, как он ест, как пьет, как держит ложку и вилку. А затем муж, оказавшийся преподавателем лицея, со строгим видом обратился к нему:
– Как я вижу, вы стойкий противник коммунизма, молодой человек. Это прекрасно. Ну, а как вы относитесь к генералу де Голлю?
– Я?… Я очень его уважаю, мсье, – побледнев, ответил студент. – По-моему, он единственный человек, который… который…
– Который может спасти Францию? Верно! Только он! Так. Ну, а теперь… Вы, кажется, говорили, что ваша специальность – история? Скажите-ка: сколько вам известно в древнем Риме триумвиратов?
– Два, мсье.
– Назовите имена участников того и другого.
– В первом – Цезарь, Помпей, Красс. Во втором – Антоний, Октавиан и… и… Лепид.
– Отлично. А что вы знаете еще о Лепиде?
– О Лепиде?… О Лепиде я знаю… Что он вообще… интриговал…
– Верно! Интриговал! И не только интриговал, дорогой мой, но даже поднял восстание против Октавиана! Ну, что ж… Жена! Покажи молодому человеку комнату. И предупреди кое
