– Да. Рано или поздно, он убил бы ее. Либо он, либо мамэн.
Слеза затрепетала на ресницах Бэллы и слетела, упав на щеку Наллы.
– О… Боже…
Когда плечи его сестры съежились, будто ей холодно, и она нуждается в защите, Риву захотелось добавить, что она по-прежнему может обратиться к нему. Что он по-прежнему ее «Павлиний Хвост», ее брат, ее защитник. Но для Бэллы он уже был другим, и никогда не станет прежним: и, хотя он сам не изменился, ее отношение к нему полностью перевернулось, а значит, он стал другим человеком.
Незнакомец с шокирующе родным лицом.
Бэлла вытерла слезы.
– Мне кажется, что я не знаю собственной жизни.
– Могу я подойти ближе? Я не причиню вреда ни тебе, ни малышке.
Он ждал вечность.
И еще дольше.
Губы Бэллы сжались в тонкую линию, словно она пыталась удержать рвущиеся из души рыдания. Потом она протянула ему руку, которой только что смахнула слезы.
Рив дематериализовался в другой конец комнаты. Потому что бег занял бы слишком много времени.
Сев на корточки перед ней, он взял ладони Бэллы в свои и поднес холодные пальцы к своей щеке.
– Мне так жаль, Бэлла. Так жаль из-за тебя и мамэн. Я пытался вымолить у нее прощение за свое появление… клянусь, я пытался. Просто… для нас с ней было так сложно обсуждать эту тему.
Светящиеся глаза Бэллы нашли его, и слезы в них приумножили красоту ее взгляда.
– За что тебе извиняться? Это не твоя вина. Ты был невиновен… полностью невиновен. Это не твоя вина, Ривендж. Не. Твоя. Вина.
Сердце замерло, когда Рив осознал… что жаждал услышать именно это. Всю свою жизнь он винил себя за рождение, пытался искупить вину за преступление против матери, последствием которого стал… он сам.
– Это не твоя вина, Ривендж. И она любила тебя. Всем своим сердцем, мамэн любила тебя.
Он не знал, как это произошло, но, неожиданно, его сестра оказалась в его объятиях, крепко прижатая к его груди, она и малышка в гавани его силы и любви.
Едва слышная колыбельная сорвалась с его губ… у тихой мелодии не было слов, потому что его горло отказывалось работать. Единственное, на что он был способен, – воспроизвести ритм старинной песни.
Но в большем они не нуждались… того, что нельзя было услышать, было достаточно, чтобы слить прошлое с настоящим, вновь объединить брата и сестру.
Когда Рив не мог больше продолжать, он положил голову на плечо сестры, напевая под нос….
А следующее поколение спало крепким сном, окруженное родными.
Глава 73Джон Мэтью лежал на кровати, в которой спала Хекс, на подушке и простынях, которые хранили не только ее запах, но и аромат того холодного, бездушного секса, который они разделили. В суматохе ночи, доджен еще должен был придти и убраться, и когда прислуга здесь появится, Джон отправит ее обратно.
Никто не прикоснется к этому месту. И точка.
Растянувшись на этом ложе, он был полностью вооружен, на нем оставалась одежда, в которой он ездил в колонию. В нескольких местах виднелись порезы, одна из ран до сих пор кровоточила, судя по влажному рукаву, а головная боль могла быть как похмельем, так и боевым ранением. Не то чтобы это имело значение.
Он не отрывал взгляда от комода напротив. Ужасные шипованые скобы, которые Хекс упорно носила на бедрах, расположились на столешнице. Так же, как и он сам на кровати, они были неуместны, создавая дисгармонию с набором серебряных расчесок, стоящим рядом.
То, что она оставила их здесь, вселяло в Джона надежду. Он предполагал, что раз она использовала боль, чтобы контролировать потребности симпата, то отсутствие скоб давало Хекс еще одно доступное оружие.
И она будет сражаться. Где бы она ни была, она будет биться, ведь такова ее сущность.
Хотя, черт возьми, он жалел, что не испробовал ее крови. Тогда… возможно, он смог бы учуять ее местонахождение. Или знать наверняка, что она жива.
Чтобы удержать себя от слепой ярости, он пересмотрел то, что узнал из различных докладов с поля боя, сделанных всеми воинами, вернувшимися в особняк.
Зейдист и Ви были с ней и Эленой в темнице, где обнаружили Ривенджа. Потом появилась Принцесса, а за ней – Лэш. Хекс пристрелила суку-симпата… прямо перед тем, как вся колония решила преклонить колени перед Ривом, их новым правителем.
Принцесса воскресла как в «Ночи живых мертвецов». Рив отправил ее к праотцам. Пыль осела… а Лэш и Хекс исчезли.
Вот и все, что было известно.
Несомненно, Рив планировал наведаться в колонию этой ночью для ее поисков… но Джон знал, что парень вернется с пустыми руками. У симпатов Хекс не было.
Лэш похитил ее. Единственное возможное объяснение. В конце концов, во время эвакуации ее тело не нашли, и черта с два она ушла бы, не удостоверившись сперва, что все целы и невредимы. И дело в том, что, по словам всех, кто был в той темнице, Рив овладел силой воли всех симпатов. Поэтому, вряд ли кто-то из них вырвался из-под контроля и взял над Хекс ментальный верх.
Лэш захватил ее.
Лэш восстал из мертвых, каким-то образом объединился с Омегой, и на обратном пути из колонии он забрал Хекс с собой.
Джон убьет хренова мудака. Голыми руками. Когда гнев поднялся в нем, и Джон стал давиться от злости, он отвернулся от лежащих на комоде шипованых скоб, не в силах вынести мысль, что Хекс могли причинить боль.
По крайней мере, лессеры были импотентами. Если Лэш – лессер… он импотент.
Слава Богу.
С горестным вздохом, Джон потер лицо в месте, которое особенно сильно пахло изумительным, темным запахом Хекс.
Будь это в его силах, он бы вернулся на день назад… он бы не прошел мимо ее двери. Нет, он бы снова вошел в ее спальню. Но он повел бы себя с ней добрее, чем была она в их первый раз.
И он также простил бы ее, когда Хекс сказала, как ей жаль.
Лежа в темноте, предоставленный сожалениям и ярости, Джон считал часы до наступления ночи и строил планы. Он знал, что Куин и Блэй отправятся вместе с ним… не потому, что он попросит об этом, а потому, что они даже не послушают, когда он скажет им заниматься своими делами.
Так и будет. Он не скажет Рофу или Братьям ни слова. Он не нуждался в их мерах безопасности на этом своем веселом пути. Нет, он и его приятели найдут Лэша там, где он спит, и убьют его раз и навсегда. Если из-за этого Джона выгонят из особняка? Отлично. Он все равно был сам по себе.
Вот в чем дело: Хекс была его женщиной, хотела она того или нет. И он – не тот мужчина, который будет просиживать штаны, пока его пара пребывает в мире боли.
