– Как все мудрено!
– Что есть – то есть. Войну нужно остановить одним махом, чтобы потом заглянуть в память, а там – ничего! Так, легкое сожаление… Какое человек чувствует в отношении наделанных за время жизни ошибок, за которые уже перестал себя винить. Сожаление – да, но не самоистязание! Именно второе – твой истинный враг. Ведь я прав? Часть твоего естества нашептывает, что ты сама во всем виновата.
Сэрен только молча кивнула в ответ.
– Из-за этого ты и казнишься.
Еще один кивок.
– Поклявшийся, надо бы… – возвысил голос маг.
Гвардеец поднял руку в перчатке.
– Слышу!
Всадники остановились.
Корло помог девушке спешиться. Та пристально посмотрела на него.
– Ты что, уже начал?
– Нет, подружка, ты сама начала. Помнишь, что я говорил о врожденных способностях? У тебя их хоть отбавляй.
– Я никогда не пла́чу, – заметила Сэрен, сворачивая за магом с тропы в ближайший перелесок.
– Естественно. Путь и так у тебя в голове, ты полжизни изощренно манипулировала своим разумом, как заправский верховный маг. Все делала, лишь бы процесс не прекращался, так ведь?
Аквитор остановилась и посмотрела назад.
Стальные Прутья, едва различимый отсюда, следил за ней взглядом от обочины дороги.
– Не обращай внимания. Он просто беспокоится за тебя. Его не будет рядом, когда ты…
– Нет. Пусть лучше идет с нами.
– Зачем?
– Когда я начну биться у тебя на груди, Корло, могу запросто сломать пару ребер. Служивый покрепче будет.
Маг выпучил глаза и рассмеялся.
– Поклявшийся! Чего там застрял, иди к нам!
Лишь многим позже до Сэрен дошло, что Путь не так уж сложен для понимания. Силы природы, естественные наклонности, схемы событий – Корло немного раскрыл ей глаза на эти неприметные факторы, но откровение наступило благодаря знанию, таившемуся внутри ее самой.
Примитивное миропонимание замечает только четыре стихии и дальше этого не идет. Словно вселенная сводится к четырем доступным созерцанию понятным явлениям. Корло же обратил внимание Сэрен на иные стихии. Впустив в себя истину, она будто заново открыла мир, увидела, как он заиграл новыми красками, пугающими своим жутким величием.
Стало ясно: время – тоже стихия. Промежутки бытия между событиями, состоящие из бесчисленных других событий, пронизанные сложной сетью причин и следствий и развернутые в плоскости, словно вытканные на гобелене картины, создавали вереницу сцен, которые – если взглянуть на них отстраненно – раскрывали свой секрет: все они существовали здесь и сейчас.
Ужасный вывод: она всю жизнь ходила по кругу, проигрывая одни и те же сцены. Навязала себе свою собственную однообразную сеть событий и принимала чувство безысходности за оправданную, единственно возможную реакцию. Какая ограниченность ума – поступать так, обладая почти сверхъестественным восприятием множественности перспектив, готовых проявиться в любом предмете! Она намертво застряла в этом капкане – колдовском заклятии по имени «скорбь», поклонении демонам самобичевания, чьи фигуры раз за разом возникали на гобелене – в разных сценах, но с привычным оскалом.
Выход из замкнутого круга дался на удивление легко – так разматывается целый клубок, стоит потянуть за одну ниточку. Если Корло и приложил какие-то усилия, то невероятно тонкие, – ей показалось, что всю работу она выполнила сама. Маг сидел напротив девушки с внимательным, спокойным видом на поляне, которую они выбрали для ритуала, шагах в тридцати от дороги. Как ни странно, Сэрен не стыдилась плакать в его присутствии.
Стальные Прутья сначала нервно ходил туда-сюда, а с появлением первых слез остановился и одной рукой обнял девушку за плечи. Сэрен уткнулась лицом в мужскую шею.
В другое время и в другом месте сцена показалась бы пошлой. Циничный разум мог легко бросить обвинение в притворстве, подразумевая, что чистым порывам полагается быть сокровенными, анонимными. Как будто искренность существует только в уединении, а остальное – всего лишь показуха, неизбежно фальшивое притворство.
В изнеможении после мощного, неожиданно короткого выброса, когда в душе осталась одна пустота, в момент отстраненного покоя Сэрен, сбросив путы эмоций, подвела итог. Она сама выдумала и поверила – так было проще, – что Бурук Бледный не хотел расставаться с жизнью. От ее внимания ускользнули те легкость и свобода, что звучали в его словах в последние проведенные вместе дни. А ведь он уже тогда все для себя решил. Понимал, что грядет война, и готовился сыграть свою роль в ее приближении. Бурук вырезал себя из гобелена. В то время как она продолжала обманывать себя, вовсю используя свои задатки к магии, лишь бы не сойти с пути скорби и самообвинения, пока это не превратилось в привычный утешительный ритуал.
Потерпев неудачу, Сэрен мучила сама себя.
Нет, изнасилование, конечно, не плод больного воображения. Надо совсем спятить, чтобы такое выдумать. И все же она сама выткала сцену насилия, снабдив ее жуткими подробностями.
Не все в себе стоит лелеять.
Сэрен вволю наплакалась о своей ущербности, слабости и человеческой немощи. При двух свидетелях, каждый из которых, вне сомнения, мог рассказать свою собственную печальную историю.
Что было, то прошло. Старая привычка потеряла смысл. Измотанная, аквитор крепко заснула и пробудилась, лишь когда начало светать. Отряд сделал привал на поляне. Все спали, за исключением Стальных Прутьев – воин ворошил угли небольшого костра, пытаясь вернуть его к жизни.
Сэрен обнаружила, что накрыта одеялом. Она поежилась от утреннего холода и сырости, поплотнее завернулась в шерстяную ткань и подошла к Поклявшемуся.
– Хорошо отдохнула, аквитор? – спросил тот, не глядя на нее.
– Да, спасибо. Мне, пожалуй, следует извиниться…
– Не за что. Я слышал конский топот на юге.
– Броус где-то рядом. Там есть небольшой гарнизон.
– Броус – город?
– Поселок. Вокруг – каменные руины, оставшиеся от древней святыни тартеналов, но не они ее построили.
– Откуда ты знаешь?
– Размеры не те.
– Слишком малые?
– Слишком большие даже для тартеналов.
Стальные Прутья с прищуром посмотрел на девушку и поднялся на ноги.
– Пора готовить завтрак.
– Какой командир, – с улыбкой сказала Сэрен, – сам стряпает для своих подчиненных?
– Я всегда просыпаюсь первым, – буркнул тот, подтаскивая к костру мешок с припасами.
Интересно, сколько раз он так делал, подумала Сэрен, наблюдая за приготовлениями. Сколько было таких полян и рассветов, сколько раз вставал он раньше всех? В принципе, такой характер был ей не в новинку. В Пустой Обители имелись два воплощения с похожими чертами – Путник и Бродяга. Оба отличались друг от друга лишь тонкостями побудительных мотивов.
